Бабушки Севастополя счастливы, или Граница возможного

Мой друг ездил в Крым всегда. Каждый год, а то и по нескольку раз. Сначала это была дань альпинизму и скалолазанию. Потом он как-то сорвался, сильно поломался сам, в Крыму же погибли и два его товарища по секции. С тех пор он ходил уже только на сложные туристические маршруты, без прежнего риска: сам-то ладно, но дети… Но каждый год, и обязательно в мае, прихватывая с собой сыновей, а потом и маленькую дочурку. Я всегда звонил ему на майские и заставал где-то на маршруте, такая сложилась у нас традиция. В этот раз он был дома. «Ты что! В оккупированный Крым – ни ногой».

Это, безусловно, чепуха по сравнению с тем, что потеряли тысячи других людей из-за горячего желания севастопольских пенсионеров получать российскую пенсию. Но очень характерно: человек провел внутри себя линию, как отрезал. Не только Крым для него стал теперь другим, он сам стал другим, отставив позади огромный кусок своей жизни.

В соцсетях сейчас ходит история о женщине с Луганщины, которая, воспользовавшись отпуском, с ребенком уехала из неспокойного региона к родственникам в Россию. На границе получила статус беженки: ну, правда ведь, беженка и есть. Отпуск закончился, она решила вернуться. А на границе ей сказали, что теперь она три года не имеет правда возвращаться в Украину: таков закон о предоставлении статуса беженца в России. Беженец имеет право находиться и работать на территории этой страны, не мыслящей себя без Путина, однако при этом у него изымается национальный паспорт и хранится в миграционной службе. То есть выехать обратно по первому желанию нельзя. Резонно: вам же там было плохо, откуда приехали?

Так пересечение границы меняет качество того, кто границу пересек. Прежним уже не стать. Цена всего одного шага. Сейчас вообще резко выросла цена слов и шагов, время такое. И как-то иначе ценится жизнь.

Давайте за тех, кто сейчас на главной линии размежевания – на передовой. Они сейчас самые важные люди в нашей стране.

Налил и немедленно выпил – Леонид Швец