Лесь Подервянский: Я человек алкогольной культуры

Инна Корнелюк, Контракты

Сегодня молодое поколение больше говорит о вас не как о художнике, а как о писателе. Таковым себя считаете?

— А меня не очень интересует, кто и как меня называет. Все, что я делаю, делаю максимально искренне и отвечаю за это. Художник я или писатель — это вторичное. Слова — наслоения. Относительно успеха, то я избегаю этого слова. Думаю, успех — это категория, которую использует в своей жизни обычный человек. Мужик выиграл «москвич» и считает себя очень успешным. А Юлий Цезарь в 50 лет бился головой о стену и считал себя неудачником, потому что Македонский сделал больше, хотя умер раньше. Можно быть успешным игроком в преферанс, но к искусству слово «успех» не имеет отношения. Если художник делает что-то талантливо и искренне, то его работа, бесспорно, принесет свои плоды, несмотря на конъюнктуру и другие обстоятельства. Не так много вещей в этом мире делаются талантливо и искренне, так что когда это наконец произошло, то автор в своей сфере будет востребованным. И вообще я не признаю этого модного нового понятия «успешный человек» — в действительности это такой себе «привет» от малосимпатичной секты сайентологов, которая в большинстве стран запрещена, а у нас почему-то чувствует себя очень хорошо.

— Нет, не ставил ни одной цели. Просто какие-то вещи не дают покоя твоему «чердаку», и пока ты их не выпустишь, то ничего нового не сможешь сделать. То есть чтобы избавиться от навязчивых идей, нужно их записать. В последнее время мне что-то не давало покоя, и я написал сценарий к экшен-фильму, украинскому блокбастеру под названием «Ваша Галя балувана». Только вчера закончил. Писал его около месяца, потом был перерыв на год, затем вспомнил о нем и за месяц дописал. У меня есть идея когда-нибудь это кино снять. Нужны деньги, а людей, которые мне помогут воплотить эту идею в жизнь, наверное, найду.

Писать картины, писать пьесы можно научиться или с этим умением все-таки рождаются?

— Я художником не стал, был им всегда, с того момента, когда родился: у меня не было выбора, что я буду делать. Моя семья, все окружение, друзья — художники, так что для меня живопись — то же, что дышать. Как все, окончил обычную среднюю школу, а потом еще один класс, одиннадцатый, художественной школы, поскольку у меня был люфт: я пошел в школу в 6 лет, поэтому меня не брали в армию. Потом поступил в Киевский художественный институт (теперь — художественная академия), где получил специальность: станковая и монументальная живопись. Моими учителями были Яблонская, Стороженко, Чеканюк и, конечно же, мой отец. Да и музеи воспитывают, но выделить кого-то сложно, так как это и эпоха Возрождения, и барокко, и современники. Трудно осознать и вербализовать, кто и что на тебя влияет... что угодно и кто угодно — весь мир.

Амбициозные планы строили?

— Нет, просто всегда хотел делать что-то такое, чтобы мне самому нравилось. Я не разменивался на карьерные вещи, они меня не касаются. Мне на них плевать. Не потому, что я такой хороший, а потому, что не знаю как по-другому.

Существует технология написания успешной картины вроде написания литературного бестселлера?

— У меня нет ни одной технологии, а также работы, чтобы я ею гордился. Я люблю свою работу в тот момент, как только завершил ее. Со временем уже люблю ее меньше, а потом вообще к ней холоден. Вот как оно бывает. Это кайф! Самодостаточный процесс — когда результат уже не имеет значения. Сам процесс здесь для меня важнее, чем результат. Но такое сравнение не совсем точно, так как на самом деле должна быть цель: тебе необходимо сделать эту работу!

Раньше думали так же?

— А я думаю, что здесь незачем думать. Живопись не умом делается. Она вообще неизвестно чем делается и идет откуда-то изнутри. Приемы живописи — это не более чем технические средства, которые со временем совершенствуешь. Но здесь нужно все так рассчитать, чтобы ты развлекался и заодно получал за это деньги. Вот такая идеальная модель. Я еще в школе понял, что никогда не буду ходить на работу и служить. А идеальная модель моей жизни — делать то, что я хочу, или не делать ничего, и чтобы надо мной не было никакого начальства.

Чтобы начать работу над картиной, где-то ищете впечатления?

— Я не тусуюсь, никуда не хожу, мне просто не хватает времени. Никаких технологий у меня нет: пришел в мастерскую в 11-12-м часу и в 18.00 иду домой. Выпил стакан водки — и все, вперед! Есть вдохновение, нет вдохновения — работаешь. Аппетит приходит во время еды. Ничего особенного.

Стакан водки?

— Как правило, порядочный человек должен начинать утро со стакана водки. (Не смеется. — Авт.) Во время работы употреблять алкоголь нельзя: или до, или после. Я человек алкогольной культуры. Стакан может вместить 200-250 граммов — этого мне хватает.

Так что вы не почувствовали на себе всю красоту и полноту богемной жизни?

— Нет сейчас этой богемы. Это слово-паразит. В ХІХ веке понятие «богемная жизнь» еще имело какой-то смысл, но сегодня оно уже мертво. Думаю, украинской богемы просто нет. Как мне известно, богема — это художники, поэты и другие свободные творцы, которые живут не так, как живет «мидл» (т. е. средний класс), имеют совсем другие ценности. Сегодня у наших творцов преобладают такие же ценности, как у среднего класса. Культура мидла победила все, в том числе и богему. Богема — вещь архаическая. В Киеве ее сегодня точно нет. Во время «совка», возможно, что-то похожее на богему и было. Потому что тогда такие люди, как я, не имели ни одного шанса на какую-то карьеру, перспективы. «Вступать в партию нада было.»

Если художник был тогда художником, то он не мог работать в системе и на систему. И люди или ломали себя, или запивали печальные мысли стаканом водки, как мы. У нас действительно была свобода — такая, которая есть у больного раком: он обречен, поэтому делает все, что хочет. Ему можно все, он свободный человек. Оттуда была наша свобода. Сейчас так-сяк буржуазные ценности перевесили, а там, где есть такие ценности, нет богемы. Не имеет значения, ходишь ли ты в красивой шляпе, пьян ли ты каждый день, материшь ли всех и вся или, наоборот, сидишь себе тихонько в мастерской, и никто тебя не видит. На самом деле имеет значение только то, что ты сделал.

Кризиса вершины не было после всех нынешних достижений?

— Какая вершина? Я не считаю, что чего-то достиг. Возможно, это один из моих недостатков, но я всегда полагаю, что что-то сделал не так, плохо сделал. То есть я постоянно собой недоволен. Это мне мешает, потому что намного проще жить, будучи довольным собой. В 55 лет слишком поздно меняться, менять сферу деятельности... Да и чувство собственного несовершенства заставляет работать. То, чем я занимаюсь всю жизнь, можно назвать работой над собой. Если бы я был совершенным, то не делал бы ничего. Зачем? Все, что я создал, — часть меня. Я не выношу себя за скобки своей работы.

Благодаря чему ваши работы попадают в музеи, частные коллекции? Скажем, как одна из ваших работ оказалась в коллекции Вуди Аллена?

— В Нью-Йорке я принимал участие в выставке Art Expo-2000. Это такой огромный стеклянный сарай на два квартала. Проходит выставка неделю, но даже за это время обойти ее и увидеть все работы, экспонирующиеся там, просто невозможно. У каждого художника в том сарае свой бокс, где он целыми днями сидит, чтобы продавать свои работы. Довольно скучная штука так сидеть. Вокруг ходят какие-то люди, что-то расспрашивают, иногда покупают. Я сидел-сидел — ничего не покупали. Мы себе со скульптором из Сиэтла Василием Федоруком пили виски... И тут появились два пристойно одетых господина и сказали: «О! Кто ты такой? И как ты сюда попал?» Потом они рассказали, что на выставке, дескать, случайно, «в такие места не ходим, но ты здесь единственный, кто чего-то стоит», потому что выставка, с их точки зрения, попсовая. Отрекомендовались, один из них оказался дизайнером, который делал квартиру Вуди Аллену. И они купили работу «Воин, Смерть и Дьявол» (написана была в конце 1990-х гг.) для квартиры кинорежиссера со словами: «Это то, что нам нужно». Потом мы с ними подружились, выпили виски, и они меня познакомили с влиятельными лицами нью-йоркского арт-рынка.

Это были люди, которые должны были сделать из вас знаменитость, чтобы картины ваши шли с молотка?

— Все сорвалось. Я должен был постоянно сидеть в Нью-Йорке, но не мог этого себе позволить. Человек, обещавший заниматься моим продвижением на арт-рынке, все запустил... Мой агент запил, не пришел на встречу, т. е. не выполнил того, что обещал.

Чувствуете ли вы себя востребованным художником в Украине и получаете ли от продажи картин деньги, которых вполне хватает на жизнь?

— Да. Мои картины в мастерской не задерживаются... Таким образом, я существую здесь довольно неплохо: на мои работы есть постоянный спрос. Услугами никаких арт-дилеров не пользуюсь, потому что меня покупатели находят сами. Звонок на мобильный телефон — и они в моей мастерской. Это богатые бизнесмены, часто покупающие не одну картину, а несколько.

Согласно градации каталогов, художников разделяют на категории в зависимости от их достижений. Художником какой категории вы себя считаете?

— Игра! Это все вкусовщина какая-то. В конце концов время всегда ставит все на свои места: время — никто и ничто, кроме него. В истории искусств множество примеров, когда в свое время одних художников считали гениями, а потом история живописи отметала их имена, и наоборот. Я имею наглость утверждать, что знаю толк в живописи, поэтому могу сказать о какой-то работе, хороша она или нет. Настоящее искусство — это несколько прослоек. Некоторые видят только то, что сверху лежит. Образованный человек воспринимает все намного глубже. И меня всегда удивляли люди, которые могли много говорить о живописи, о своей или о чужой... Живопись не является вербальным искусством. Даже название картины — дань традиции и не более. Она ничего не добавляет. Проще говоря, есть вкус и есть его отсутствие. Вот и все.

Сколько среди покупателей ваших картин было ценителей живописи, которые действительно понимали, что покупают?

— Расскажу вам историю. В Нью-Йорке я жил недалеко от Метрополитен-музея, куда часто ходил. Один мой нью-йоркский товарищ попросил: «Возьми меня с собой». Хорошо! Мы пошли. А я очень быстро хожу по музеям. Я иду: «О! О! И вон! Все! Это мы посмотрели, переходим в следующий зал». Он меня спрашивает: «А откуда ты знаешь, что оно чего-то стоит?» Я ему объяснил: «Ты знаешь, друг, общение с искусством чем-то напоминает посиделки в ресторане. Это чудесное кушанье, то всего лишь закуска, а то мы есть не будем». Иначе я едва ли смог бы ему объяснить. Или ты это ощущаешь, или — нет. Относительно покупателей моих работ, то я не уверен, что в Украине были такие, которые действительно ощущали написанные мной картины.

Украинский арт-рынок для вас комфортнее американского?

— Рынок наш, на мой взгляд, неструктурированный, дикий. Но сякой-такой он все-таки есть. Существует пока что не рынок, а базар. В последнее время у некоторых людей появилось много денег. То есть эти люди покупают живопись. Имею в виду бизнесменов, пополняющих свои частные коллекции. Однако такие вещи пока не имеют какого-то системного характера, тем не менее движение есть. Кроме того, часто эти люди не разбираются в том, что они покупают. В Америке все очень четко, там арт-рынок — это рынок. Те украинские художники, которые востребованы в Украине сегодня и работы которых имеют какую-то художественную ценность, живут от продажи своих картин.

Неужели украинские арт-дилеры не имеют профессионального нюха?

— У нас с этим проблема. В большинстве случаев эти люди просто обслуживают обладателей тугих кошельков. Ситуация в Украине довольно парадоксальна: одни имена раскручиваются, причем промоция не соответствует стоимости самих работ. Не хочу называть эти имена, однако опять-таки все происходит стихийно. Дело в том, что у отечественной псевдоэлиты «свои вкусы», а их арт-дилеры занимаются именно обслуживанием, то есть не пытаются с позиций профессионалов воспитывать вкусы, а угождают покупателю, подстраиваются... Так, к сожалению, происходит сейчас, но, по крайней мере, уже есть генерация богатых людей, вкладывающих деньги в искусство, а это хороший знак.

Возможно, появление таких учреждений, как PinchukArtCentre, будет оказывать содействие воспитанию вкусов у бизнес-элиты?

— Наконец-то побывал там недавно. С одной стороны, хорошо, что такой арт-центр существует, с другой — не понимаю их подхода. Вокруг выставок в PinchukArtCentre много шумихи, мишуры, однако выставленные работы абсолютно неравноценны: основу экспозиции составляет невыразительный балласт. Стоящих работ мало: процентов десять, так, несколько работ Олега Тистола и Энтони Гормли, но он звезда. И еще одно: несмотря на пафосное название, это скорее галерея, чем арт-центр. Эти маленькие комнатушки непригодны для экспонирования того, что продуцирует сейчас современное искусство. И это не мелочи, экспозиция в контемпорари-арте — часто одна из составляющих идеи. Скажем, работы того же Гормли просто потеряли свой смысл из-за тесных помещений, некоторые замыслы вообще перестали читаться.

Достаточно ли только маркетинговых инструментов, чтобы сделать звезду из какого-либо художника?

— Художник купил краски и кисти, закрылся в мастерской и работает. Все зависит от его личности. Главное, чтобы ему не мешали, например, не выбрасывали людей из мастерских, как это происходит сейчас в Киеве. Чтобы слово «художник» звучало, как во времена Возрождения, а не так, что художник — это какой-то идиот, на которого недалекий человек смотрит и думает: «Кто ты такой, художник? Ты что-то умеешь?» Хороших художников, кстати, немного, да и ни в одной стране их не может быть много. Вот в Украине есть Сергей Панич, Влада Ралко, Олег Тистол, Николай Журавель, Александр Сухолит. Еще можно назвать с десяток имен, и всех их вместе достаточно для такой страны, как наша. Искусство не имеет отношения ни к экономике, ни к политической ситуации в стране. Да, у нас плохи дела с кино, с театром, но с живописью у нас все о`кей, потому что это такое производство, которое не зависит от вложенных в него средств.

---

Персона

Лесь Подервянский родился 3 ноября 1952 года в Киеве в семье художников

Образование: Киевский государственный художественный институт (сейчас Национальная академия изобразительного искусства и архитектуры), специальность — станковая и монументальная живопись

Достижения: как живописец принимает участие в выставках с 1976-го, член Союза художников Украины с 1980-го, работы хранятся в национальных художественных музеях разных стран мира, в частных коллекциях в Украине, России, Германии, Швеции, Великобритании, Израиле и США. Автор более 50 пьес («Король Літр», «Павлік Морозов» и др.), пиратские аудиоверсии которых в авторской начитке за 15 лет его творчества разошлись тиражом более 2,5 млн экземпляров

Кем бы мог стать: пиратом

Главное разочарование: не разочаровывается

Жизненное кредо: стакан водки утром

Хобби: женщины и водка

Последняя крупная денежная трата: путешествие по Африке 

Фото Светланы Скрябиной