Ничего личного, только бизнес: чего ожидать от украинско-польских отношений после прихода к власти нового президента Польши

Последний идеолог
Качинский не был харзиматичен в классическом понимании, но вызывал уважение и умел донести людям свои идеи, заставляя принимать их или не принимать, но не ненавидеть. Он был жестким консерватором, для которого польское стояло выше общеевропейского, ценности веры выше принципов свободы и самовыражения. Он был полон той национально-патриотической сентиментальностью, которой все еще грешит именно Восточная Европа. Слишком неоднозначный, многоплановый и болезненный опыт переживали страны этого региона за последние даже три столетия, не говоря уже о более ранних временах. Качинский был ультрапатриотом. «Матка Польска» для него воплощалась в консервативных ценностях, которые он единственно и считал истинными. Он очень любил историческую символику прошлого, в большинстве своем — трагического для любезной ему Родины. Мы, недавно сами наблюдавшие аналогичного по проявлениями менталитета главу державы, вполне можем представить, кем был для Польши Качинский.
Он был тем, кем мог и должен был — по логике ожиданий давних майданных времен — стать Виктор Ющенко. Они были идентичны в восприятии и понимании мира, в собственных интерпретациях прошлого, настоящего и будущего своих стран. Но Качинский, не будучи «ставленником революции», и являясь к моменту пришествия во власть созревшим политиком, уверенной в себе личностью без проявлений звездной мегаломании, сделал для Польши то, чего не сделал для Украины третий украинский президент. Он почти смог подарить полякам консенсус прошлого и будущего. Он четко подчеркнул, лишний раз впечатав в чувствительную историческую память соотечественников, что у Польши нет друзей, а есть лишь вечные интересы. Практицизм, сочетавшийся в Качинском с политическим идеализмом, носил стойкий «консервативно-символический» характер. Нам это все более чем знакомо.
Он упрямо летел навстречу смерти, и желание во чтобы то ни стало посадить самолет — в пику Путину, Медведеву и Дональду Туску — убило вместе с ним почти всю консервативную политическую верхушку Польши. Так мог вести себя лишь человек, целиком уверенный в своей исторической миссии. Мы знаем еще двоих таких же по поведению — Ющенко и Саакашвили. Каждый из них мог сделать в какой-либо подобной ситуации то же самое. Качинский выбрал очень символическую кончину. Но уважать его можно и нужно хотя бы за то, что он умер, как и жил — по принципам. Пусть они и казались ненужными анахронизмами, мешая политике текущего момента.

Наш странный друг
Качинский — на уровне инстинктов — не любил Россию. И оттого, что «история жила внутри него», он вполне сознательно ориентировался на далекие Соединенные Штаты. Он нутром ощущал, что Европа все еще видит Польшу государством «второго круга», не имеющим таких прав, как гиганты «старого» ЕС. Он упорно шел атлантическим курсом, понимая, что капля за каплей долбит камень, и что Польша может только постоянным упорством выбивать достойный ее голос в европейском концерте. И он сознательно защитил свою страну американскими ПРО, потому что обеспечивал ей будущее в составе «золотого миллиарда».
Не любил он и Германию, традиционно не доверяя тевтонам, и помня, что немцы совместно с русскими трижды за полтора столетия делили его родину. Он возражал против «Северного потока» как проекта, усиливающего обоих исторических врагов Польши.
А вот Украину Качинский любил. Странною, эгоистичною любовью, любовью к «Восточным Кресам», к утраченному величию Польши, любовью к ностальгии кофеен Лемберга и былой славы Речи Посполитой. Наша страна была для него частично своей, полуродной, как некогда отгороженный соседями уголок родимого двора. Качинский чувствовал — буквально спинным мозгом — что «мрак с востока», опустись он над Украиной, будет угрожать и Польше. И хотя бы поэтому, в силу долговременной, пусть и очень кровавой и сложной, общей истории, он желал, чтобы мы были вместе. Не сложилось…
Лех Качинский умело пользовался странным характером своего былого украинского коллеги, но при этом предельно жестко пресекал все попытки последнего реабилитировать тех, кто декларировал себя врагом Польши. Он был лоббистом, но не другом Украины. Будучи практиком, Качинский понимал, насколько опасна «серая зона» к востоку от Пшемысля. И только ради этого он старался помогать нашей стране, занимаясь этой неблагодарной работой даже тогда, когда ЕС отвернулся от Украины.
Иное дело, что скорректировать свою позицию в отношении нашей страны он не успел. Мы не можем знать, какой бы она была при нынешней украинской власти. Скорее всего, Качинский бы нашел с Януковичем общий язык: ведь поляки прекрасно знают, кто устроил Волынский геноцид 1943 года. Решения Януковича о дегероизации Бандеры и Шухевича находят отклик в Польше, и тем более они соответствовали четкому национальному тренду, в котором жил и мыслил погибший президент. Его принципы всегда были неизменны: все враги Польши — как государства, так и личности — остаются ее врагами. И потому прогноз сотрудничества Качинского и Януковича мог бы быть вполне позитивно-прагматичным.
При этом, думается, польский и украинский президенты не испытывали бы особой нужды в частом личном общении, хотя между ними, как традиционалистами по убеждениям, можно было прогнозировать понимание, как минимум, по вопросам моральных ценностей. Иное дело — внешняя политика и экономика. И Янукович, и Лех Качинский, осознавали, что вряд ли могут предложить друг другу обоюдовыгодные проекты. Европейская перспектива для Украины кончилась. Тем более не актуален для Киева вопрос НАТО. «Северный поток» уже начал строиться, и Польша тут ничего сделать не может. Вопросы же о прошлых обидах были бы заморожены при взаимном удовлетворении сторон. Мало того, правление Януковича было бы для Леха Качинского вполне благоприятным с точки зрения польских возможностей вести пропаганду по поводу тех же волынских событий 1943 года и увековечения памяти погибших соотечественников на территории Украины.
Так что Качинский мог бы стать формальным «другом» Януковича, оставаясь при этом недругом РФ. С уходом Ющенко, разошедшегося с Качинским в последний год на почве интерпретаций роли ОУН-УПА и Волынской трагедии, с отменой указа по Степану Бандере, болевые вопросы в двусторонних отношениях сходили на нет, или, как минимум, замораживались.
Оставалась Россия. Здесь было сложнее. Польский президент чувствовал: «тьма» на востоке густеет. И потому Качинский решил «сделать» Москву, полетев без приглашения, и рассчитывая вернуться из Катыни триумфатором, показав и доказав, что Россия полностью признала свою вину за трагедию. Судьба не дала ему этого шанса, воссоединив с теми, за чьи души он летел помолиться.

Польский выбор: центристы из «Гражданской платформы»
Что теперь? В авиакатастрофе погибли не только функционеры правящих консерваторов. Погибли и представители оппозиционной партии, в частности, бывший министр обороны и кандидат в президенты Польши от партии «Союз демократических левых сил» Ежи Шмадзинский. Фактически в стране осталась «в целости» только одна партия — либерально-центристская «Гражданская платформа Республики Польша», руководит которой премьер-министр Дональд Туск.
При этом, потенциально, в Польше — четыре претендента на власть. Премьер Дональд Туск — главный оппонент Качинского, ранее демонстративно отказывавшийся баллотироваться на пост президента, все еще рассматривается как очень вероятный кандидат в главы державы. Бронислав Комаровский, спикер нижней палаты Сейма — однпартиец Туска и наиболее реальный победитель будущих выборов. Оба политика олицетворяют центристский, очищенный от идеологизации, стиль управления, не столь озабочены болезненными историческими вопросами, как братья Качинские, и, в конечном счете, воспринимаются Польшей как умеренные деятели, которые смогут организовать политику страны в более спокойном ключе, без окраски эмоциональными заявлениями и постоянного возвращения к прошлым обидам. И Туск, и Комаровский, в последний год увеличили популярность в обществе. Польский премьер смог обеспечить стране экономический рост даже в условиях кризиса — вещь в мире небывалая. Комаровский же практически не имеет негативного рейтинга среди поляков, он популярен не только у среднего класса, но и тех слоев населения, которым важный социальные гарантии государства. И Туск, и Комаровский очень выгодно позиционировали себя умеренными на фоне напряженно-патриотической риторики польского президента, они старались максимально вернуть Польшу на путь, более близкий к социал-демократии, хотя и не используют этот термин.
До июньских выборов «Гражданская платформа» Комаровского и Туска, по сути, получила полноту власти. В качестве и. о. главы государства Комаровский сможет завершить прохождение многих инициатив, которые Качинский тормозил — в частности, о реформировании Института национальной памяти. Эту организацию, занимающуюся разоблачением преступлений коммунистического прошлого, в последние годы стали воспринимать как инструмент давления на политических противников католических консерваторов Качинских. Глава института Януш Куртыка погиб вместе с президентом.
У правительства Туска оказались развязаны руки и в вопросах перехода на евро. Глава Центробанка Польши Славомир Скшипек, выступавший против перехода Польши к единой брюссельской валюте, также погиб. Многие иностранные инвесторы видели в нем, как и в президенте Качинском, неприятелей общеевропейского либерального монетарного тренда, склонных к польскому национализму не только в политических и идеологических, но и в экономических вопросах.
Однопартиец Туска и Комаровского, еще один возможный кандидат в президенты — министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский — также считается опытным политиком, в придачу ассоциируемым с более новаторским стилем управления, чем традиционные «зубры» в лице того же Комаровсокго. Сикорский многое сделал для того, чтобы заявления Леха Качинского не смогли особо навредить Польше в отношениях с могущественными соседями. Так, во время траурных торжеств по случаю годовщины Второй Мировой войны Сикорский лично вырезал их текстов речей Качинского особо ярые антироссийские пассажи.
Обычно накануне президентских выборов польские партии проводят так называемые про-выборы в своих рядах, чтобы выяснить, кто пользуется наибольшей поддержкой. Для «Граждаснкой платформы», где имеются «три гетмана», такие «замеры» более чем важны. По результатам последних из них, прошедших еще до гибели Качинского, Комаровский обогнал Сикорского с хорошим отрывом. Лидировал Комаровский и в опросах общественного мнения, которые также проводились еще до трагедии под Смоленском.
Кто бы ни стал кандидатом от «Гражданской платформы», центристы, в случае прихода к власти, будут строить отношения с Украиной на общих основаниях, не выделяя ее в качестве стратегического партнера. Во всяком случае, фактически. На словах и даже на уровне документов стратегическое партнерство может сохраниться. Качинскому, при всем понимании неактуальности для нынешней Украины европейской перспективы было все-таки сложнее отказаться от лоббирования украинских интересов, хотя бы в силу инерции мышления, не говоря уже о заложенной в его генах русофобии и вытекающего из этого нежелания узреть Украину в зоне московского господства.
Туск, Комаровский и Сикорский не связаны таким мышлением. У них нет столь символистского, метафизического, на уровне ощущений, понимания истории — в стиле национализма прошедших времен. Оттого они будут очень циничны в отношении Украины. Если Киеву нечего предложить Польше — и не надо. Вряд ли новый польский президент полностью опустит на границе визовый занавес: Польше нужна украинская рабочая сила. Но, пожалуй, это все, для чего Украина времен Януковича будет нужна Варшаве. Туризм? Ну что же — это дело благое, но для украинцев особых визовых послаблений не будет. Каждый из кандидатов сведет отношения с нашей страной на уровень культурного обмена и локальных бизнес-проектов. По-иному с Украиной вести дела нельзя.
В отношении России каждый из потенциальных преемников погибшего президента будет строить отношения, максимально очищенные от ненужной идеологической воинственности. Раскрыв над собой надежный «зонтик» НАТО, и понимая, что независимости Польши, по сути, ничего не угрожает, и что обходные газовые пути все-таки уже строятся, каждый из них будет говорить с Москвой исключительно с бизнесовых позиций. Их будут интересовать гарантии газовых поставок, вложения в польские верфи, все тот же туризм, особенно в отношении Калининградской области — и все. Польская политика «успокоится», и станет предельно прагматичной: обсуждаться будут лишь те проекты и планы, которые смогут принести выгоду Польше. Пребывая «в клещах» российско-германской дружбы, Варшава просто не сможет вести себя иначе.

Польский выбор: дубль Качинского
А если вдруг победу на летних президентских выборах одержит брат Качинского Ярослав, то тогда следует ожидать продолжения курса покойного президента. Но такая вероятность не очень велика: подспудно полякам хочется как можно быстрее забыть, что Качинского погубило именно чрезмерное внимание к трагедиям истории. Ярослав Качинский останется «живым памятником» своему брату, и может улучшить результат своей партии в парламенте, но президентом все же он станет едва ли: эмоции эмоциями, но поляки не хотят глубоко и постоянно бередить старые раны. Они и так знают, кто был и остается их геополитическим недругом. Незачем лишний раз дразнить этого недруга.
Что же касается Украины, то Ярослав Качинский также сосредоточился бы на культурных проектах и отстаивании польской памяти на былых «Восточных Кресах». Объективно бы Польша при нем старалась бы не забывать Украину тотально: для Ярослава понимание московской опасности является таким же актуальным, как и для покойного Леха. Но вряд ли бы он проявлял в лоббировании украинских интересов перед западом особую инициативу — таковая просто не нашла бы отклика в Киеве: Польша нынешней власти крупного промышленного олигархата особо не нужна. Все, что можно было купить в ее экономике, уже куплено россиянами. Нашим олигархам там делать нечего.
Мало того — следует подумать и о том, что новая гуманитарная концепция «имени Табачника» вполне может представить поляков главным врагом Украины, как это было еще недавно в советской пропаганде. Россия снова предстанет единственным другом и спасителем неразумной «Окрайны» от польского гнета. Очень вероятное возвращение таких концепций в новые учебники и образовательные программы сделало бы Ярослава Качинского более недругом, чем даже лояльным соседом Украины.
Конечно, новое переписывание учебников вызвало бы раздражение и у польских центристов. Но, кроме своего громкого «фэ!», они бы не сделали ничего, а просто свернули бы сотрудничество по целому ряду направлений. Ярославу же Качинскому пришлось бы — из-за своего понимания истории и долга перед братом – активно выражать недовольство антипольскими «подачами» в украинском образовании. Что могло бы сильно обострить отношения Киева и Варшавы. И что было бы на руку Москве.

Твердым курсом – в «серую зону»
При любом исходе новых польских выборов Украина однозначно теряет остатки интереса у ЕС. Наш вынужденный уход в зону российского геополитического влияния становится неизбежным, а последнего, хотя бы потенциального, ходатая на «западном фронте» мы лишаемся. Ради общего прошлого нам никто помогать более не будет. Собственно, кроме поляков, и то краткое время дружбы Качинского и Ющенко, к Украине никто подобных сентиментов не испытывал и, тем более, не собирается впредь.
Со смертью польского президента, совпавшей со второй киргизской революцией и отстранением от власти азиатского прагматика Бакиева, стремившегося балансировать между Москвой, Вашингтоном и исламским миром, Россия почти достигла вожделенного реванша на постсоветском пространстве. Остался лишь Саакашвили — в гордом одиночестве. Уже на следующих президентских выборах неудачливому завоевателю Осетии вряд ли светит переизбрание. Так что России остается лишь чуть-чуть подождать. И еще сильнее поднажать. Ведь теперь в Москве уверены, что наступили исключительно благоприятные времена для «христолюбивого богоспасаемого отечества»: российские недруги, промыслом Божьим или же человеческим, сходят с политической сцены.

Текст: Виктор Серов, специально для Контракты.UA