После Януковича: какой будет политическая жизнь в Украине после 2015 года

Дело в том, что если группировки, стоящие вокруг президента, интересует политика с совершенно конкретным содержанием, то президенту все равно, какая именно политика проводится. Его интересует популярность или результативность такой политики, то есть то, как она отражается на настроениях избирателя. Таким образом, нынешняя политика, с которой мы ассоциируем Виктора Януковича, может быть изменена при сохранении самого Януковича. Разумеется, есть некоторый предел, до которого она может меняться. Невозможно, скажем, представить себе либерализацию по грузинскому образцу с президентом Януковичем во главе. Но вот «позднего» Кучму в исполнении Януковича представить вполне возможно.

Поэтому, говоря о «жизни после Януковича», нам придется уточнять, какого именно Януковича мы имеем в виду.

Политический уровень

Начнем с простого — с чисто политического уровня рассуждений. С большой долей вероятности можно предположить, что эпоха нынешних донецких, какими мы их знаем сейчас, закончится в 2015-м, а скорее всего, еще раньше. Политически на будущих президентских выборах есть шанс только у «другого Януковича». Для нынешней же его версии проблема состоит не в том, кто его может победить в 2015-м, а в том, кого он может победить. Ответ: только какого-нибудь штатного игрока типа Олега Тягнибока.

Безусловно, схема с дотягиванием Тягнибока до второго тура президентских выборов существует, однако это означает, что до этого времени сохранится та политика, которую мы наблюдаем сейчас, во что трудно поверить. Напротив, высока вероятность того, что эта политика будет изменена довольно скоро и вообще может перейти в малоуправляемое состояние. Объективно же можно сказать, что совершенно точно на содержание политики повлияют будущие парламентские выборы.

Таким образом, о будущих президентских выборах можно прогнозировать: Янукович в нынешней версии может победить только Тягнибока, в модернизированной же версии его возможности расширятся. Совершенно точно можно сказать, что нельзя переоценивать две вещи — возможности фальсификаций и единство донецких. При этом первое явно зависит от второго. Единство «партии власти» будет очень подорвано парламентскими выборами, особенно, если в них будет мажоритарная составляющая. Она значительно усилит позиции разнообразных хитрецов, которые будут выжидать, на чью же сторону лучше переметнуться.

Кроме того, чем ближе к президентским выборам, тем быстрее будет меняться ситуация и тем в большей степени она будет зависеть от «раскладов» внутри правящей группы и от того, насколько этой группе в целом будет необходим Янукович в любой своей версии.

И еще один момент. Способность изменяться очень зависит от количества и качества сделанных ошибок. Чем больше их будет, тем меньший результат дадут попытки измениться.

Экономический уровень

На этом уровне прогнозы делать сложнее, поскольку мейнстримный экономический анализ многократно и убедительно доказал свою непригодность именно для прогнозирования. Остается микроэкономика, которая как раз никогда не подводит.

Микроэкономические процессы в стране определяются наличием премьера Николая Азарова как вдохновителя и проводника весьма характерной политики. Этот удивительный человек, который, безусловно, войдет в историю Украины, сегодня методично уничтожает рыночную экономику. И уничтожает ее сразу с двух сторон. С одной стороны, государство занимается производством инфляции, вагонами штампуя гривню, с другой — оно занято геноцидом предпринимательства в угоду так называемому законодательству.

Инфляция, как и радиация, убивает незаметно. При этом она довольно часто создает иллюзию процветания. Инфляция непосредственно не приводит к тому, что предприятия закрываются, напротив, при ней могут существовать те, кто в других условиях не выжил бы. Инфляция — это механизм перераспределения, а последствия его использования — хронический перерасход ресурсов и общее обнищание.

Однако у нас рост цен в абсолютном выражении сопровождается падением доходов в относительном выражении, чего инфляция сама по себе сделать не может. Происходит это потому, что реальное производство (то есть и теневое) физически целенаправленно уничтожается государством.

Возникает простой вопрос: когда рванет эта адская смесь? Ответы зависят от того, какая политика будет выбрана. Продолжение привычной политики означает максимально быстрое движение к национальному кирдыку. Остановка, возможно, означает небольшое послабление в деле непосредственного уничтожения предприятий, но вот означает ли она остановку инфляции — вряд ли. Однако если высокая инфляция сохранится, то обязательно рухнет «социальный пакет». В этом случае государству грозит полная потеря легитимности, которая сегодня держится как раз на том, что старшее поколение получает свои пенсии, а младшее надеется, что и на его долю останется. Как только этот процесс прекратится (а высокая инфляция остановит его очень быстро), чиновникам больше нечего будет придумать в свое оправдание и дни их будут сочтены.

Таким образом, для самосохранения государству нужно прекратить убивать экономику прямыми репрессиями в отношении предприятий и остановить инфляцию. Решение этой задачи в полной мере невозможно, так как у ее вероятных исполнителей сразу возникает вопрос: «А тогда зачем мы тут сидим?», что быстро останавливает любое реформаторское рвение.

Очень важно отметить здесь то, что изменения в политике, результаты выборов — как парламентских, так и президентских, — насколько можно судить, не повлияют на объективные характеристики описанного экономического процесса. Они повлияют только на мнение избирателей относительно того, пора ли уже браться за вилы или еще можно подождать.

Объективный уровень

Историческое время, как известно, отличается от физического. Интервалы исторического времени занимают разное количество физического времени. К примеру, то, что Советскому Союзу и социализму в целом крышка, было известно еще в 1920-х годах, но этот исторический интервал занял 70 лет физического времени. Это я к тому, что мы живем в мире, изменения в котором — вопрос уже физического, а не исторического времени. То, что будет завтра во времени историческом, уже хорошо известно, и это «завтра» определяется крахом «государства всеобщего благосостояния». Физически же это «завтра» может наступить действительно завтра, а может через 20 лет.

Для нас этот вопрос крайне важен, так как в оценках нашего настоящего и будущего украинцы привыкли опираться на внешние идеологические и политэкономические реалии, которые кажутся им неизменными. Например, доминирующее мнение о том, что если чиновники не будут красть, то все будет хорошо, основано на практике Запада. Тем не менее на самом деле каждая из «точек опоры» — США, Евросоюз и Россия — находится сегодня в крайне неустойчивом состоянии. Это делает невозможным построение каких-либо серьезных трендов.

Скажем, существует мнение, выдаваемое за тренд, что «спрос на продовольствие будет расти». Это мнение позволяет многим расслабиться, ожидая, что «объективные» обстоятельства выведут из любой проблемы. Но если (а точнее — когда) лопнет долларовый пузырь, ситуация может измениться, так как вместе с пузырем исчезнет институт помощи «слаборазвитым» странам, а это поставит под сомнение существование коррумпированных режимов этих стран, которые плодятся вокруг этой помощи и, соответственно, производят голод. Вообще, в мире не существует особых «объективных» проблем с продовольствием. Поэтому выиграет здесь не тот, у кого больше «пахотной земли», а тот, кто сумеет решить все проблемы собственности на землю и ликвидировать государственное вмешательство в это производство. Африка и прочие голодающие регионы характерны как раз тем, что в них проблемы собственности на землю находятся, возможно, даже в еще более запущенном состоянии, чем в Украине. Это состояние поддерживается тамошними государствами, но, пов­торю, крах доллара может привести к тому, что режимы рухнут, и мы с удивлением увидим, как бывшая голодающая Африка, а не черноземная Украина превратится в «житницу Европы».

Самый объективный уровень

Вопрос «Что будет после Януковича?» на самом деле означает вопрос «Существуют ли в природе хорошие чиновники?». Именно от ответа на него зависит то, произойдут ли реальные изменения, и будет ли то, что наступит после Януковича, действительно отличаться от того, что было при нем. По сути, «развитые» страны отличаются от «неразвитых» тем, сколько места занимает в них государство. Однако наше общество пока уверено в том, что проблема не в полномочиях государства, а в том, кто их осуществляет. Янукович — как в современной версии, так и в вероятной версии «позднего Кучмы» — убеждает их, что все дело именно в этом, поскольку, с одной стороны, государевы люди физически неуклонно богатеют, с другой — они занимаются откровенным вымогательством и рэкетом.

Но вот что интересно. Несмотря на то что других версий происходящего в общем-то нет, само общество ведет себя не так, как предполагают эти объяснения. С одной стороны, если верить тому, что говорят люди, им срочно нужен фюрер, который наведет порядок и поведет их к счастью. С другой — при явном избытке фюреров на душу населения популярность их не очень велика. Наши люди испытывают стойкое недоверие к власти, к оппозиции и к несистемной оппозиции. Заметьте, у нас нет «своего» Алексея Навального (российский блогер и патриот — ред.), хотя, как мне кажется, в Украине таким, как он, было бы гораздо проще.

Это противоречие должно разрешиться. Если люди все-таки предпочтут продолжать верить в то, что «главное — чтобы чиновник был хороший», то «после Януковича» будет новый Янукович. Вариантов таких Януковичей множество — от хаотической «демократии» времен Виктора Ющенко (которую могут нам продемонстрировать, скажем, Арсений Яценюк и Сергей Тигипко) до «революционной» диктатуры любого окраса. «Новый Янукович» просто продлит существование нынешней системы за счет вливания в нее легитимности. Чем более он будет революционен, независим и честен (на первых порах, разумеется), тем дольше продлится агония существующей системы.

Наличие некоторой сдержанности в фюрерском порыве говорит о том, что наш человек все-таки не совсем доверяет тому, что говорит. Он чувствует в этих формулах какой-то подвох. Это дает надежду на то, что ситуация все-таки может качественно измениться к лучшему. Настоящую революцию делают те, кто уже живет по-новому. Имеет значение не их количество и даже не их организованность, а наличие у них четких формул этого нового качества жизни, которую, повторю, они уже практикуют. Возможно, что эти формулы будут найдены, и мы, возможно, получим реальные изменения в нашей политической и экономической жизни.