Кабінет директора
Ранкова кава
Пересидеть кризис Украине не удастся
О том, что экономика страны в кризисе, причем, очень глубоком, говорят все. Но эксперты-экономисты отличаются от простых смертных в данном случае тем, что анализируют ситуацию системно и могут предвидеть, какой же будет экономика после кризиса и что нужно делать, чтобы как можно безболезненнее его пережить. Своим видением с Контрактами UA поделился Игорь Бураковский, директор Института экономических исследований и политических консультаций.
К: Игорь Валентинович, начну с неожиданного и неудобного вопроса. Есть ли в Украине и в мире специалисты, которые могут системно анализировать, что происходит в экономике, и предвидеть, как же она будет развиваться дальше?
Игорь Бураковский: Любой кризис начинается неожиданно. Этот тезис является стандартным для всех рассуждений о механизмах кризисов. Безусловно, есть люди, которые утверждали, что если сейчас хорошо, то потом обязательно будет плохо, и к этому надо готовиться. Однако проблема заключается в том, что и бизнесменам, и правительствам очень трудно готовиться к кризису, когда экономика находится на подъеме...
Что же такое кризис в экономике? Если говорить очень просто, то экономика – это система опреленных пропорций – пропорций между ценами и денежной массой; доходами, ценами и эффективностью производства; реальным и финансовым секторами экономкики и так далее. И если эти пропорции в какой-то момент нарушаются, то начинается кризис. Понятно, что накопление диспропорций может происходить быстро или медленно, но в конечном итоге экономическая материя рвется, и мы получаем кризис.
Экономика - это система определенных пропорций. Если пропорции нарушаются, то начинается кризис
Накануне нынешнего кризиса бизнес особенно активно ринулся в рисковые операции…
Игорь Бураковский: Вернемся опять к теории. Что такое процентная ставка? Это плата за риск. Чем выше ставка (имеется в виду доходности), тем выше риск. И далее выбор за инвестором: меньше прибыли - при низком уровне риска или больше прибыли - при большем риске. С другой стороны, характерной чертой современного финансового рынка является быстрое развитие такого процесса как секьюритизация. Этот финансовый инструмент позволяет, например, банку или финансовой компании продавать на рынок ценные бумаги, выпущенные под выданные кредиты или другие активы. Это позволяло во многих случаях банкам или компаниям фактически перекладывать риски на третьих лиц – покупателей таких ценных бумаг и повышать свою ликвидность. Таким образом, в экономике сформировался своего рода пул рисков, которые и «взорвали» ситуацию.
Это если речь вести о финансовом рынке в целом. Если говорить об украинской ситуации, то здесь, как и в любой молодой рыночной экономике, возникают «пузыри» на отдельных рынках, то есть перегрев. У нас таким классическим пузырем стал рынок недвижимости, рынок кредитования.
Но это же не только наш пузырь…
Игорь Бураковский: «Национальность» пузыря не имеет значения. Он у нас лопнул со всеми вытекающими отсюда последствиями. У нас была классическая ситуация – цены на квадратные метры росли, но все равно можно было взять кредит для покупки жилья. Здесь нарушалась экономическая пропорция – цены завышены, значит, они должны либо стабилизироваться, либо упасть.
Рынок недвижимости оказался классическим "пузырем", и он лопнул со всеми вытекающими отсюда последствиями
Банкиры называли недвижимость самым надежным и прибыльным финансовым инструментом. Более доходным даже, чем депозиты.
Игорь Бураковский: Да, и многие банки в это втянулись. Однако проблема в том, что даже если кризис начинается в финансовом секторе, то потом он переходит и в реальный. Локализации кризиса в одном каком-то секторе, как правило, не бывает. Этого все и боятся. Банки не дают деньги, поскольку не понимают, под что их давать, причем возникают проблемы с возвратом ранее выданных кредитов. Производители, в свою очередь, не могут работать без кредитов. Это такой карточный домик, в котором при падении одной карты заваливается вся конструкция. В итоге мы сегодня сталкиваемся с двойной проблемой: накапливается количество плохих активов – просроченные кредиты, невозвраты, недостроенные дома, а с другой стороны возникает вопрос, куда же вообще можно инвестировать в этих условиях.
Даже такой гуру, как Баффет, не предугадал начало кризиса – еще осенью продолжал инвестировать, хотя года за три говорил, что он неизбежен.
Игорь Бураковский: Предсказать точный момент начала кризиса - это может быть лишь гениальная догадка. Тем более что каждый кризис развивается в конкретных исторических условиях и по своим правилам. Нынешний кризис развивается в условиях глобальной экономики, где все национальные экономики и рынки тесно взаимосвязаны и взаимозависимы. Кризис с рынка недвижимости и финансов и очень быстро перешел в реальную экономику. Такого не было и не могло быть во времена Великой депрессии.
В то же время, несмотря на масштабы кризиса, он проходит достаточно безболезненно для масс – нет толп голодных людей, массовых демонстраций безработных, как это было в 30-х годах. Государства способны выделить помощь нуждающимся.
И все же должен отметить, что хотя предугадать начало кризиса чрезвычайно сложно, определенные предупредительные меры, например, НБУ предпринял: еще весной 2008 года он попытался приструнить коммерческие банки от безудержного кредитования путем увеличения резервных требований.
Хотя предугадать начало кризиса чрезвычайно сложно, определенные предупредительные меры НБУ предпринял
Но часто этот шаг НБУ воспринимается как собственно начало кризиса в Украине – мол, на ровном месте остановили бизнесы – строительный и банковский.
Игорь Бураковский: Тогда это было сделано абсолютно правильно. Другое дело, что на фоне растущих рынков многими банками и экспертами это действие воспринималось как некое ретроградство. Нельзя оценивать отдельно каждый шаг. Надо анализировать все действия и решения в общем контексте.
Авторитетный российский аналитик, президент Института экономического анализа Андрей Илларионов, рассматривая экономическую ситуацию в России, говорит, что кризис там все равно должен был произойти. Благодаря же мировому кризису, собственно российский оказался закамуфлирован, что очень на руку властям. У нас та же ситуация?
Игорь Бураковский: Вопрос очень простой. Всемирный кризис, конечно же, не только прямо повлиял на Украину, но и обнажил наши скрытые проблемы. То же самое можно сказать и о России. В условиях экономического роста очень многие болевые точки были или не столь очевидны, или просто на них не обращали внимания, поскольку благоприятная экономическая конъюнктура позволяла это делать. Например, проблемы Пенсионного фонда обсуждались последние лет десять, но пенсионная реформа в стране буксовала. И кризис просто показал, насколько уязвимой является финансовое положение Пенсионного фонда и всей системы социального обеспечения. Это касается также разрыва между ростом доходов населения и темпами увеличения эффективности производства, когда, по сути, незаработанные деньги вбрасывались в экономику.
Наш экспортный портфель абсолютно не дифференцирован. Основные украинские экспортные продукты – металлы и продукция химической промышленности. Нам просто повезло, что в течение последних 10 лет рос спрос на металлургию. При этом 70% металлургических мощностей ориентировано на экспорт. И надо четко представлять, что наши металлурги не поднимутся не раньше, чем появится спрос на их продукцию в мире. Внутренний спрос мы не сформируем – это все пустые разговоры.
То есть в этом смысле мы не отличаемся от России с ее нефте-газовой зависимостью?
Игорь Бураковский: Да, у нас и у них практически моноэкономики. Они не дифференцированы. Посмотрим на Штаты: там ведь есть не только умирающие банки. Есть большое количество компаний, располагающих свободными деньгами, и они способны покупать активы даже в период кризиса. Вот собственно плоды дифференциации – все должно быть сбалансировано.
И у нас, и у России моноэкономики. Они не дифференцированы
Одной из причин кризиса вы назвали разрыв пропорции между рисковыми и не рисковыми бизнесами и операциями. Но вряд ли бизнесмены после кризиса откажутся от рисковых вложений. Все хотят зарабатывать – и чем больше и быстрее, тем лучше.
Игорь Бураковский: Надо различать две группы компаний: компании, которые сознательно занимались рискованными операциями, и компании «добропорядочного» консервативного поведения. Первые – банкроты по определению. Им помогать стоит только в том случае, если их проблемы приведут к каким-то масштабным социально-экономическим последствиям. Вторая группа – это компании, которые проводили более или менее взвешенную политику и не бросались в рисковые операции. Например, норвежские банки не втянуты в операции с недвижимостью и чувствуют себя относительно неплохо. По-видимому, именно вторым и стоит помогать.
Помогать все же нужно?
Игорь Бураковский: Естественно. Но каждая страна выбирает собственную модель помощи. Украина не может помогать так и в таких объемах, как это делают Штаты. У нас на душу населения приходится всего 5000 долларов ВВП, в странах Евросоюза – 20-50 тыс. долларов. Возможности разные. Поэтому очень сложный вопрос для нашей страны – как и кому помогать. Но это тема отдельной беседы. Я бы только напомнил о недавних событиях в США, когда менеджеры «Дженерал Моторс» презентовали свою стратегию в Конгрессе, и как пристально ее изучали и, в конце-концов, отклонили, потому что речь шла о неэффективном использовании денег налогоплательщиков. У нас же никто никаких программ аналогичного формата не представляет. Деньги тихо распределяются. И никто из представителей политических сил не поднимал вопрос о том, что средства, выделенные на рефинансирование банков, – это деньги налогоплательщиков и за них надо отвечать. Политической элите это неинтересно.
Игорь Валентинович, нынешний кризис многие называют системным, и говорят о том, что и экономика в целом, и отдельные компании выйдут из него совершенно другими.
Игорь Бураковский: Безусловно, что для многих компаний кризис – это время пересмотреть свою стратегию. Необходимость этого для многих тяжело осознавать, но это надо делать. Экономика из кризиса выйдет совсем другой. Собственность будет перераспределена заново, поскольку сейчас есть компании с наличными и без них. Не исключено, что из кризиса выйдут не все 183 банка, а 100, и то они, возможно, не будут украинскими. Произойдет масса слияний и поглощений. То же самое может быть и в металлургии. Вполне вероятно, что крупнейшие российские компании, в том числе и при помощи государства, сделают предложения нашим металлургам.
Тем более вероятно, что у России больше возможностей для помощи своему бизнесу.
Игорь Бураковский: И да, и нет. Там другие масштабы экономики. Если учесть размеры России, то не такой уж большой эта помощь может быть в пересчете на отдельное предприятие. Просто россияне четко определяют, кому помогают. Так, в банковском секторе помощь направляется в крупнейшие банки – Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, а те уже дальше выделяют средства. Кстати, несмотря на больший запас прочности, россияне первыми начали говорить о необходимости секвестировать бюджет.
В Украине сейчас мало компаний со свободным капиталом. Надо ли разработать какие-то стратегии для их привлечения извне?
Игорь Бураковский: Стратегий и документов уже существует масса, но ничего реально не делается. В условиях кризиса надо принимать радикальные решения. Иначе мы не сдвинемся с мертвой точки. В Украине же масштабные институциональные реформы не проводились с 2003-2004 гг. Ни у одного правительства, например, не было реальной программы, что делать с системой соцобеспечения в стратегическом плане. Все только «вливали» в нее деньги, и сейчас она висит непомерным грузом на полуживом бизнесе.
То есть специфика нашего выхода из кризиса в том, что у нас нет ни программы, ни желания ее реализовывать?
Игорь Бураковский: Никто в нашей стране не шел на непопулярные шаги. Последний непопулярный шаг – это газовое соглашение с Россией о переходе на мировые цены. Это если говорить о решительности властей. Если говорить о программе, то 400-страничных документов у нас немало. И еще их плодить смысла нет. В данном случае нужен короткий и четкий документ: первый блок вопросов – как и кому мы даем помощь. Иначе через рекапитализацию многие пытаются получить легкие деньги. Второй блок – наши приоритеты и конкретные шаги: например, пересмотр пенсионного возраста. Этот документ должен быть открытым и понятным.
У нас полностью отсутствует эффективное государственное управление как система
Последний меморандум правительства и МВФ Юлия Тимошенко назвала антикризисной программой правительства (Почему МВФ дает Украине деньги). И собственно этот документ довольно короткий и ясный. Другое дело, что его положения, по сути, не во власти Кабмина, за исключением тарифов на электроэнергию. Пенсионная реформа, изменение налогового законодательства – за все эти решения должен голосовать парламент, который вряд ли пойдет на непопулярные шаги накануне выборов.
Игорь Бураковский: В этом и проблема, что у нашего политического истеблишмента нет воли и желания принимать какие-то радикальные решения. Возможно, причина в том, что кризис пока оказался внешне не таким тяжелым, как показывают цифры. Может быть, богатые люди думают, что переживут кризис и так. Кто-то рассчитывает прийти к власти и направить бюджетные потоки в свою пользу. Кто-то думает, что в 2010 году начнется общий подъем. Причин для пассивности и нежелания немало. Но мотивация для реформ должна идти не столько от бизнеса, сколько от реальной политической власти. Так это происходит во всем мире. За нас наши кризисные проблемы никто не решит. И сами собой они не рассосутся.
Безусловный вывод, который можно сделать из нынешней ситуации, – у нас полностью отсутствует эффективное государственное управление как система. Перераспределение средств – это не управление. Принимать же непопулярные, но необходимые, излечивающие страну решения наша власть в широком смысле пока не способна.