Вечный революционер

Окончил здесь художественное училище им. Ивана Труша, был выгнан с архитектурного факультета Политеха за диссидентство, которое заключалось в его живописи, не соответствующей канонам соцреализма. Правда с крахом Союза «оппозиция» Влодко не закончилась. Для своего странного творчества художнику приходится выдумывать специальные термины – оно не вписывалось и не вписывается ни в какие жанры, объединяя в себе все, что придумали доселе, и то, что не успели классифицировать. Во Львове последние лет двадцать нет большего авторитета в контемпорари-арте, или как выражается наш герой, в «контемпе», чем Кауфман. А в Киеве с творчеством украинца с немецкой фамилией хорошо знакомы разве что специалисты. Нынче в столице проходит первая большая персональная выставка Кауфмана (2 декабря 2010 - 16 января 2011). Почему пришлось ждать так долго? Отвечает сам виновник.

Влодко Кауфман: Дело в том, что я никогда не занимался продвижением себя в столице. Если поставить цель покорить Киев, нужно приехать сюда, ко всем стучать, всех убеждать, что я гений, активно устраивать выставки, лезть во всякие тусовки, выяснения отношений - просто продолбить себе дорогу. Я не ставил перед собой такой задачи. Тем более у меня с Киевом всегда были довольно напряженные отношения. Когда я впервые организовывал самостоятельный проект в столице, то не афишировал это событие и делал все сам. Проект назывался «Технология отзывчивости» и был связан с нищими. Но я рассматривал их не как существ, которых нужно жалеть. Акцентировал внимание на особой эстетике. Например, нищий ходит в одном и том же пиджаке год, не снимая, и тот становится волшебным - превращается в скульптуру, на которую ты уже смотришь не как человек, которому воняет от нищего, а как эстет. Я изучал их мир, я знал, как и на кого они работают. 99%  из них, кстати, игроки, не более... Так вот, я тогда приехал из Львова с альбомом, мы нашли территорию, показали все – и поехали назад домой. Это была демонстрация того, что я не собираюсь кого-то покорять. Я продолжаю жить во Львове, потому что вообще не представляю творчества за его пределами. Покидаю его, только чтобы показывать проекты. В последнее время демонстрирую в основном в Польше и Германии.

Ваши отношения с Киевом остаются напряженными и сейчас?
Влодко Кауфман: Напряжение исчезло сразу по завершении проекта «Технология отзывчивости». Я уехал во Львов, и все само собой успокоилось. Вероятно, потому что стало понятно, что я не собираюсь никого покорять, мне это неинтересно. Установился нейтралитет. У меня очень много знакомых и друзей среди киевских художников, которые мне по-настоящему интересны. Есть люди, с которыми я нормально контактирую, и взгляды которых мне по душе. Такие же люди есть, к слову, в Харькове. Но я провожу границу между столичными творцами. Меня, например, раздражает, что в Киеве стало слишком много гламура. По-моему, многие проекты притянуты за уши. Они эффектные, гламурные, но при этом пустые, неглубокие. Мне кажется, что мой взгляд на современное искусство радикально отличается от взглядов киевских критиков и художников. Так или иначе, большая часть киевского «контемпа» построена на том, что уже было в Европе, в мире. То есть художники, у которых  больше возможностей видеть то, что происходит на Западе, не то чтобы обезьянничают, они переносят увиденное на наши реалии, трансформируют его. Но мне кажется, что ничего хорошего из этого не выйдет. Я считаю, что мы должны искать что-то здесь сами,  и так создать свой контемп. Мало кто в столице думает так, как я. К тому же, любая столица, не важно, Рим это, Москва или Нью-Йорк, имеет специфическую негативную ауру превосходства.

За счет чего вы существуете, если не стремитесь к продвижению, продаже своего творчества?
Влодко Кауфман: Я нашел возможность зарабатывать на жизнь достаточно и при этом так, чтобы заработок не мешал творчеству. Я работаю в творческом объединении «Дзыга», идеология которого как арт-структуры тоже построена не на коммерции. Но коммерческая составляющая позволяет нам содержать галерею и заниматься арт-проектами - у нас сейчас их 4 или 5, самый большой из которых – фестиваль «Неделя актуального искусства» - мы проводим уже три года. Если бы мы изначально планировали жить за счет искусства, мы бы разорились, потому что искусство не может само себя содержать. Создавая «Дзыгу», мы сразу продумали этот вариант и разделили ее деятельность на две части.

Чем лично вы занимаетесь в «Дзыге»? Не вредит ли выполнение ваших функций творчеству?
Влодко Кауфман: В том, что не касается непосредственно творческого процесса я довольно ленивый, потому участвую в деятельности «Дзыги» минимально. Я занимаюсь галереей. Приходит множество предложений от художников. И я определяю: вот этот мне интересен; этот слабоват, но интересен, и если он только начинает и чуть-чуть не дотягивает, мы с ним ищем компромисс. Например, находим куратора, который помогает вывести проект на надлежащий уровень. То есть в основном я занимаюсь форматированием идеологии галереи, что очень важно, поскольку «Дзыга» все радикальнее склоняется к контемпу. Заниматься современным искусством – дело неблагодарное и невыгодное. Возникает много сопутствующих конфликтных ситуаций, когда художники прекращают с нами общаться. Дескать, почему это я такой заслуженный, а вы не хотите меня выставлять? Сложно объяснить человеку, что формат его творчества, каким бы прекрасным оно ни было, не соответствует идеологии нашей галереи.

Но ведь «Дзыга» занимается не только изобразительным искусством. Также в ее ведении джазовые фестивали, литературный журнал, нескольких кофеен. Принимаете ли вы в этой деятельности участие?
Влодко Кауфман: Ровно настолько, насколько мое присутствие там необходимо. Если я занимаюсь, например, каким-нибудь фестивалем, то слежу за тем, как проходит разработка логотипов, как проводится рекламная кампания. То есть я руковожу процессом. В музыку не суюсь, я в ней не разбираюсь. Так же обстоят дела с литературой.

Как Львов воспринимает ваш фестиваль контемпорари-арта «Неделя актуального искусства»?
Влодко Кауфман: Наш форум - это только попытка приучить людей к мирному сосуществованию с контемпом - даже не эксперимент, учитывая окружающее нас барахтанье, безденежье, нежелание людей воспринимать искусство. Наш средний класс в целом негативно относится к искусству. Среднестатистические граждане европейской страны и Украины практически ничем не отличаются. Европейцы не мудрее нас. Дело только в толерантности. Француз, не понимающий искусство, честно признает это и пройдет мимо, а наш человек мимо не пройдет. Он скажет: уберите это все, это не имеет права на существование. Такой бытовой фашизм в культуре весьма характерен для нас. И проведение подобного фестиваля – это один из шагов по преодолению этого негативизма у обывателя. Ведь от контемпа никуда не деться. Это авангард в буквальном смысле, который диагностирует то, что с нами происходит. Так было всегда.

Одна из «Недель актуального искусства» носила девиз «Потенция пустоты». Это была попытка оппозиции киевской пустоте?
Влодко Кауфман: Киев здесь ни причем. Большая часть того, что делают люди – упаковка. Чем дальше, тем больше создается упаковок. И они становятся все более привлекательными. А содержание их все более наполнено пустотой. Если раньше изготавливали хорошие вещи, качественные инструменты, которые могли долго служить, то теперь продается китайский пылесос в очень красивой коробке, но одноразовый. И промышленные магнаты заинтересованы в таком положении дел, потому что это приносит прибыль. Зачем производить качественные вещи, которые однажды купят и подобных покупать не станут? Идеология существования человечества сводится к тому, что нужно плодить ничто. Это материальный пример продуцирования пустоты. И так во всем - в одежде, в отношениях. Вслед за этикой исчезает эстетика. Все превращается в хорошую упаковку, причем профессиональную, грамотную. И эта пустота меня лично очень беспокоит. Я хочу разобраться, куда исчезает энергия.

Насколько я понимаю, вы противопоставляете природу и культуру?
Влодко Кауфман: Речь о том, что культура, созданная органично, – это нормально. Но культура, которая перестает быть естественной… Это как в ситуации с бабушкой, которая моет пол старой вышиванкой. Что-то ее подталкивает вышивать так, а не иначе. Это происходит органично. А когда это превращается в упаковку… Приезжают искусствоведы, охают, ахают, бабушка продает им за три гривны из сундука уже совсем страшненькую сорочку, они над ней вздыхают, хотя эта вышиванка давно утратила энергию, она теряет смысл и уходит в ничто. Она должна уйти в ничто. В церкви раньше была традиция, не знаю, придерживаются ли ее сейчас: все старое должно быть сожжено. Мало кто из искусствоведов может с этим смириться, потому что ну как же, это же прекрасные иконы, их нужно сберечь! А кто тебя уполномочил их сохранить? Ты культовую, естественную вещь переводишь в статус искусства. Это неорганично. То, что не противоречит природе, будет органично развиваться, становиться прекрасней, приобретать энергию. Но когда что-то выходит за рамки своего статуса, то начинает разрушать себя, как больной раком организм.

Вы говорите, что не пишите картины, а выращиваете их. Это выражение отражает ваше отношение к творчеству или речь об особой технологии?
Влодко Кауфман: Я отбросил понятие «рисовать», потому что оно подразумевает отображение чего-то. А это, в моем представлении, противоречит сути творчества. Отображение – это имитация, то есть воспроизведение того, что видишь. Для меня важно другое: влияние чего-то дает мне импульс для создания. Я пытаюсь придерживаться естественных процессов. Я избегаю таких понятий как подрамник, полотно, грунтовка. Все эти элементы технологии для меня являются упаковкой. Качественный грунт, полотно, краски – это все упаковка, которой можно нарисовать и, простите, говно. Мне не важно, какие у меня краски. Мне важно, чтобы они просто как-то держались. У меня все происходит путем наслоения. Дерево растет слой за слоем, и на срезе видно годовые кольца. Так же и у меня: слой за слоем, один цвет за другим принимают участие в том, что я делаю. Это наращивание, наращивание, наращивание. Я хочу осознать процесс роста дерева, а не его визуальную форму. Это вдохновляет меня делать все таким вот образом.

Значит ли это, что, когда вы беретесь за работу, вы не знаете, каким будет результат?
Влодко Кауфман: Работы, о которых я говорю, есть в каталоге. И они там в таком варианте, в котором их уже никто никогда не увидит. Просто я их дорастил до такого состояния, что они могут претендовать на эстетический уровень, который позволяет их показывать как произведения искусства - они уже созрели. Но они и дальше будут расти, и куда меня это заведет, зависит от моих взглядов, или от того, что происходит в моей стране, или в моей семье, или в моей душе, или в мире. То есть эти работы по-прежнему находятся в процессе, и как долго он будет длиться, я не знаю. На данный момент им три года.

Как часто вы подходите к ним и продолжаете накладывать слои краски?
Влодко Кауфман: Один-два раза в неделю. Я использую обычную пентафталевую краску, которая продается в банках в строительных магазинах. Обычно перерывы длятся ровно столько, чтобы краска успела схватиться, и можно было наносить следующий слой.

А что такое «видиво»?
Влодко Кауфман: Это обозначение, которое я придумал для того, что я делаю. Потому что это сложно вписать в какой-либо формат, вычлененный искусствоведами: живопись, хепенинг, перформанс. У меня много смешанных проектов. Для реализации моей идеологии необходимо сочетание нескольких жанров. Здесь даже проскакивает какой-то намек на театр или сценографию. И этот момент смешения разных стилей, или направлений, или технологий – не знаю, как это назвать – порождает ситуацию, когда пространство с такой сложной организацией, работает на одну идею. У меня есть замкнутое пространство, которое сложно назвать выставкой, просто в нем все начинает взаимодействовать, контактировать друг с другом, создавая какую-то образную систему, которая может влиять на зрителя.