Другой протест: почему плательщики налогов не голосуют за веревку, на которой их повесят

Украинцы не выходили на Майдан, когда власть в стране после президентских выборов была фактически узурпирована путем создания коалиции с участием отдельных депутатов. Конечно, авторитет Конституционного Суда — это святое, но когда формировалось правительство Николая Азарова, его решения относительно легитимности коалиции тушек еще не было. Да и к стенам Конституционного Суда еще недавно приходили толпы демонстрантов.

Украинцы не выходили на Майдан, когда их новый президент, ни с кем не советуясь, решил обменять мифическую скидку на газ на продление срока базирования Российского флота в Севастополе.
Украинцы не выходили на Майдан, когда в одночасье — решением Конституционного Суда — один текст Конституции был заменен другим, и власть, за которую они голосовали с одними полномочиями, оказалась с другими.
Украинцы не выходили на Майдан, когда власть решила, что может жить по одной редакции Конституции, а переизбираться по другой.
Но когда власть залезла к ним в карман — приняла Налоговый кодекс, что многие мелкие предприниматели восприняли как крах их работы или бизнеса, — украинцы вышли.
Из всего этого можно сделать один простой вывод: украинцы устали от политики. Но не устали от экономики.
От новой власти они, конечно, не ожидали улучшения жизни уже сегодня, но они хотя бы не рассчитывали на ухудшение. Вернее, так: электорат запада и центра страны ждал от Виктора Януковича политических уступок России, но вряд ли думал о значительных экономических проблемах. А электорат востока ждал от своего кандидата улучшения жизни, о котором столько говорили в Партии регионов, пока она была в оппозиции.
Обе электоральные группы просчитались. Говорить о каком-либо серьезном сближении с Россией после харьковских соглашений не приходится. Напротив, отношения с Москвой ухудшаются с каждым днем. Но вот улучшение жизни не наблюдается, зато власть показала себя жесткой и бескомпромиссной защитницей интересов олигархократии и коррумпированной системы управления.
Сторонников такой системы немало в самой власти и среди олигархов. Но их нет среди обычных людей — ни на востоке, ни на западе, ни в центре, нигде. Потому что люди никогда не голосуют за веревку, на которой их повесят, даже если эта веревка прочтет им перед казнью рассказ Чехова.
Власти нужны деньги, в этом сомнений нет. Но у нее не возникает даже мысли, что эти деньги можно было бы получить у крупного бизнеса, что миллиарды, которых хватило бы на спасение украинской социалки и на инвестиции в украинскую экономику, навсегда зависли в офшорах Кипра и других удобных стран. А отправили их в офшоры те самые люди, которые готовят Налоговый кодекс и за него голосуют.
Поэтому восклицания власти о налоговом равноправии предельно циничны. Да, лазеек в налоговом законодательстве было предостаточно, кто бы сомневался. Но те крупные фирмы, которые ими пользовались, найдут возможность минимизировать расходы. По сути, власть хочет, чтобы бедняки содержали нищих, в то время как богачи будут выкачивать деньги прочь из Украины.
Это феодальное отношение к экономике не может не породить социальный протест. Протест прежде всего экономического, а не политического характера. Люди, лишающиеся денег, начинают понимать то, что здравомыслящему человеку было ясно всегда: под прикрытием разговоров о НАТО и России, украинском и русском языках, Ковпаке и Бандере их грабили, грабили, грабили и создают цивилизованные условия для дальнейшего грабежа.
Именно поэтому возникает протестное движение нового рода, не связанное с политическими взглядами и не скованное региональными границами. Это движение угрожает не только власти Партии регионов, но и всей украинской политической элите в целом.
Власти придется принимать еще немало непопулярных решений в условиях отсутствия общественной поддержки, нарастания протестных настроений и дальнейшего ухудшения социального положения населения. В такой ситуации власть быстро перестает быть настоящей властью — ее величие заметно разве что по телевизору, а в реальности она валяется на земле, пугая западных кредиторов.
Вопрос только в том, может ли такую власть кто-то подобрать.

Фото УНИАН