Все уже украдено до нас, или Парадокс реформаторской партии

Поскольку реформы — вещь не просто расплывчатая, а противоречивая, мы возьмем предельный случай, когда речь идет о партии «анархо-капиталистов», которая победив на выборах, не просто что-то там реформирует, а сразу, чтобы долго не мучиться, «отменяет» государство. Вот, говорят мне, чем плоха такая партия? Давайте создадим такую партию, честно победим на выборах, отменим государство и заживем.

Что здесь не так? Разумеется, существует тысяча и одна реальная причина, почему в нашем мире такая партия не победит на выборах и не отменит государство, но здесь гораздо важнее  универсальные причины, потому, что если такая программа не сработает в рамках модели, то станет понятно, почему все прочие, более близкие к реальности попытки серьезно «реформировать государство» тоже обречены (обычно, там где вы отрубаете одно бюрократическое щупальце, вырастает два новых).

Для начала вспомним, что жизнь в обществе определяют разнообразные правила — в широком смысле, шаблоны поведения, которые упрощают и «ускоряют» взаимоотношения между людьми. Эти шаблоны возникают вокруг определенных практик. Понятно, что их бесчисленное множество — и практик и шаблонов, нам сейчас важны базовые, это, прежде всего, практики, определяющие, кто сейчас использует редкие ресурсы (права собственности) и практики добровольного обмена. Эти основные практики породили все многообразие институтов, в котором мы живем — язык, право и так далее и тому подобное. Важно отметить, что все это многообразие живет и изменяется вместе с нашей деятельностью и именно она является здесь первопричиной. Например, у древних греков было всего четыре слова для определения цветов, они не были дальтониками, просто в их мире им больше было не нужно.  Весьма поучительна история измерения времени — минуты, и, особенно, секунды и более мелкие деления появились относительно недавно, вместе с деятельностью, в которой они были нужны.

Я надеюсь, что читателю более-менее понятно, что «реформировать» такую систему приказами людей, считающих себя начальством безнаказанно нельзя. Можно пытаться, но цена будет высокой и все, в конце-концов, вернется на круги своя. Коммунисты, например, 70 лет пытались бороться с естественными социальными институтами, «отменяя» частную собственность, которая, конечно, никуда не исчезла, а просто была деформирована и приняла уродливые формы. Плата за эти эксперименты, как мы помним, была очень высокой.

Сейчас мы говорили об обществе. Ну, а что с государством? Большинству оно представляется организацией или набором организаций, созданных и функционирующих в рамках четких правил, которые вырабатывает само государство. Кажется, что здесь все гораздо проще — чтобы реформировать государство, нужно захватить высшие позиции в его иерархии и изменить форму, функции, численность — да что угодно! - в этом самом государстве и даже «отменить» его, как предлагается сделать партии «анархо-капиталистов».

К сожалению, у этой партии ничего не получится по той же самой причине, по которой у коммунистов не получилось отменить частную собственность. Пытаясь «отменить» государство, она столкнется не с организацией, построенной по некоторым правилам, а с институтами, то есть, получит ту же самую проблему, что и любой реформатор общественных отношений.

К сожалению, долговременный регулярный грабеж, а точнее, запрет сопротивляться грабежу, осуществляемому государством, тоже создает свои институты. И эти институты точно так же изменяются и развиваются и существует большое количество людей, которые своими практиками поддерживают существование этих институтов.
Я не буду сейчас останавливаться на важном вопросе происхождения и функционирования этих институтов, скажу лишь, что они не возникают «сами собой», как институты, возникшие вокруг добровольных практик. Общество не создает эти институты и легко может без них обойтись, для того, чтобы они возникли нужна длительная практика узаконенного насильственного принуждения. Эти институты не приносят пользы и большинство из них существует потому, что люди не способны (и не желают) распознавать долгосрочные последствия и предпочитают краткосрочные выгоды. Но, повторю, речь сейчас о том, что эти институты за долгие годы и столетия укоренились и потому любые попытки уничтожить их «сверху» точно так же бесперспективны, как и попытки уничтожить институты, возникшие естественным образом.

Эти институты являются не просто искаженными версиями «нормальных» институтов, часто это уникальные явления. Примером такого уникального института, возникшего сугубо на почве государственных практик является законодательство. В свободном обществе нет никакой нужды в регулярно создаваемых специальным органом приказах, действующих по территориальному признаку и одинаковых для всех, вне зависимости от их целей и желания. Различного рода собрания, вроде римского сената республиканских времен имели, скорее, функцию решения текущих вопросов, а не создания универсальных в рамках некой территории правил. Зато для государства «законодательство» просто необходимо, так как оно позволяет объединить право, создаваемое самим обществом с государственными приказами и, тем самым,  добавить всей системе легитимности в глазах ее жертв. Когда те же самые законы, которые запрещают воровать и убивать, предписывают вам платить налоги, люди гораздо легче согласятся это делать. Мы настолько привыкли к законодательству, что отсутствие специального органа, издающего приказы, одинаковые для всех, воспринимаем как отсутствие права, как такового.

В общем, если «анархо-капиталистическая партия» вдруг придет к власти и «отменит государство», то это государство опять возродится, поскольку поддерживающие его институты никуда не делись и никак не изменились.

Это все та же проблема, известная нам, как «проблема неэффективности государственного регулирования». «Партия регуляторов» постоянно сталкивается с сопротивлением институтов, порожденных практиками добровольного обмена, «партия дерегуляторов» — куда более редкий и скорее гипотетический случай — сталкивается с сопротивлением институтов, порожденных практиками регулярного узаконенного грабежа.

Ну а как же тогда происходят «реформы»? В основном, они происходят тогда, когда меняются практики и институты, то есть, если говорить об этом процессе с точки зрения государства, которая предполагает, что все изменения происходят от благотворного законодательства, можно сказать, что они происходят «сами собой» или «явочным порядком». Две книги Эрнандо де Сото являются прекрасной иллюстрацией этого процесса. Практически, получается, что «развитые страны» стали таковыми потому, что государство не смогло сопротивляться (хотя и пыталось) сложившемуся новому порядку вещей или, что тоже бывает, просто «легализовало» его, дабы сохранить свою власть.

Фактически, развитые страны вроде Великобритании и США — это те страны, где в свое время победила «теневая экономика» и возникшие в ее рамках правила. Тут, в общем, далеко ходить не надо, мы сами пережили нечто подобное в начале 90-х. Я просто напомню, что перед распадом и после распада СССР действовали советские законы, которые запрещали предпринимательскую деятельность, наказывали за валютные операции, за «тунеядство» и так далее. Практика частного предпринимательства и свободных операций с валютой и возможность нигде не работать вошли в полную силу до того, как эти законы были отменены. То есть, не законы, а практики и создаваемые ими институты являются тем, что кажется нам «реформами».

Ну и теперь нам станет понятен парадокс реформаторской партии. Состоит он в том, что если институты, возникшие на практиках паразитирования не меняются, то деятельность такой партии бессмысленна, она ничего не сможет поменять путем законодательства («неэффективность государственного регулирования»). Если же эти институты уже изменились, то деятельность такой партии тоже бессмысленна, так как она не добавит ничего нового к существующей ситуации.

Автор: Владимир Золоторев