Товарищ Вова Жирик шел по Киеву. Остановившись возле красочной витрины магазина одежды, он задумчиво покрутил головой. На голом желтоватом манекене красовалась надпись «штанов нет». «Да, это не Рио-де-Жанейро», – хотел было сказать Жирик, когда увидел, как навстречу к нему идет седой, щупленький старичок.

«Барыня, барыня». Наташа Каролевская оглянулась. Перед ней босиком стояла девушка-крепостная в серой невзрачной одежде. Наклонив голову, она тихо говорила: «Барыня, барыня».

Два охранника топтались на сторожевой вышке Качановской колонии. Один из них взглянул на часы – на стареньком циферблате стрелки показывали 23:45.

Азиров тихо плакал. Стоя у окна, он смотрел на замерзших прохожих, которые торопливо перебегали по заснеженной улице. Невольно вздрогнув, Азиров поежился от холода – в квартире не работало отопление, воду давали на час в сутки, газ включали на полчаса. Вот уже два года как он вышел на пенсию, а жизнь становилась все хуже и хуже. Пенсионер Азиров беззвучно рыдал.

Гарбузов нервно чесал свою бороду. Изредка поглядывая на руки, он не переставал вычесывать растительность на лице. Ему было плохо. На душе – тоскливо. Вчера позвонила мама и сказала, что его сегодня ждут плохие новости. Сегодня уже наступило. Плохие новости где-то в пути. Гарбузов нервно чесал свою бороду.

«Виктор Андреевич, просыпайтесь, просыпайтесь», – Виктор Балогович легонько толкал Ющеньковского, задремавшего в президентском кресле. «Виктор Андреевич!», – не унимался глава секретариата. «Що таке? Катя, де мої шкарпетки?», – сонно сказал президент. В ответ Балогович только улыбнулся.

Юля Днепропетровская, распустив косу, прохаживалась по президентскому кабинету, изредка поглядывая на дверь. Стоял ноябрь 2012. Вот уже два года, как она стала президентом Украины, победив Витю Енакиевского во втором туре выборов. В рядах Партии областей началась паника: кто-то пытался сбежать за границу, а кто-то прилюдно сжигал партийный билет на глазах у народа.

Горлум стоял на улице и держал в руках плакат. На нем сучковатыми, темными буквами было нацарапано: За Олеся Долгого. Вокруг Горлума проходили люди, и, казалось, никто не обращал внимания на корявую фигуру.

«Нет… надо. Надо, Федя, надо!». По улице, тарахтя пустыми бутылками в сумке, уныло шагал великовозрастный хулиган, пьяница и верзила Федя. В его голове все еще звучала фраза, сказанная Шуриком перед процессом унизительного наказания. «Ну, студент, готовься! Скоро на тебя наденут деревянный макинтош, и в твоём доме будет играть музыка. Но ты её не услышишь!», - тихо пробормотал он…

Санитар Джузеппе спокойно шел по коридору больницы в Риме. По узкому проходу медучреждения, держась за бок, измученно и медленно шагал мужчина. «А-а-а», - страдальчески застонал больной, протягивая руки к Джузеппе. Отводя глаза, нагловатый санитар продолжал уверенно шагать мимо больного.