Как государства могут превратить будущую промышленную революцию в Армагеддон

Самое интересное здесь то, что человечество совсем недавно уже пережило нечто подобное, при этом не только не случилось никакой катастрофы, но многократно вырос пресловутый «уровень жизни». Я имею в виду «промышленную революцию», которая началась в Англии в конце 18 века. Масштабы изменений, которые тогда произошли, поражают. Задумайтесь над такой цифрой — более 90% населения нынешних «развитых стран» до промышленной революции было занято в сельском хозяйстве. То есть, промышленная революция изменила жизнь не просто «большинства населения», она изменила жизнь всех без исключения, буквально, затронула жизнь каждого человека.

19 век был, пожалуй, веком самых значительных перемен, случившихся в истории человечества. 20-й век лишь продолжил начатое, ничего принципиально нового в нем не возникло. Мы привыкли к реальностям индустриального и постиндустриального мира, и совсем не задумываемся о том, что еще совсем недавно мир был совсем другим. Нам кажется, что индустриальная революция просто добавила в наш мир машины и массовое производство, но это не так. Мир менялся куда более сложным образом и менялся он радикально.

Для иллюстрации механики и масштабов изменений возьмем только один пример - «взаимозаменяемые детали». Казалось бы, простая и очевидная для нас сегодняшних вещь — большинство предметов, с которыми мы имеем дело, состоит из унифицированных деталей, которые можно заменить друг другом. Но до промышленной революции это было не так. Это был мир уникальных вещей. Да, были некие рецепты, по которым изготовлялись предметы, мастера изготавливали похожие вещи примерно одинаковым способом, но в большинстве случаев они не были взаимозаменяемыми. Дом отличался от дома, мельница от мельницы, а мушкет от мушкета. И если этот мушкет поломался, нужно было покупать новый.
Взаимозаменяемые детали, как непредвиденный результат массового производства и сопутствующей стандартизации, создали совсем новый мир. Теперь мы с вами живем в огромном конструкторе, ассортимент которого постоянно пополняется и расширяется. Возможности для креативной деятельности возросли невероятно. Вам нужно лишь по-другому складывать паззлы, вам не нужно каждый раз придумывать их все заново. Это относится не только к «деталям», но и к процессам и процедурам. Они стали шаблонными и взаимозаменяемыми. Именно поэтому 19-й век породил новые, неизвестные ранее фигуры изобретателя и инженера — магов индустриального мира. Да и понятие «технологии», то есть последовательности магических действий, создающих новые невиданные ценности, не могло существовать до эпохи массового производства и «взаимозаменяемых деталей». Никто не воспринимал рецепты как панацею, потому, что они и не были панацеей. Это случилось только после промышленной революции, когда прикладные «рецепты» превратились во всемогущие «технологии», обладание которыми стало вопросом жизни и смерти. То есть, перейдя от кустарного производства уникальных предметов к массовому производству предметов стандартизированных мы не просто увеличили количество и качество разнообразных товаров, но совершили социальную революцию, радикально изменили взгляд на мир (включая появление новой мифологии со своими героями) и способы взаимодействия людей между собой и окружающим их миром.

И здесь мы подходим к самому важному в нашей теме. Масштабные изменения, затронувшие весь мир, имеют на самом деле не один, а два главных, связанных между собой двигателя. Первый, который обычно имеют в виду, когда говорят о промышленной революции, эта та самая механизация, массовое производство и все следующие из этого эффекты, второй, не замечаемый и часто игнорируемый — появление новых профессий и видов деятельности. Куда делись 90% бывших крестьян? Далеко не все из них стали промышленными рабочими. Освободившийся труд направился на новые потребности, туда, где он мог создавать более высокую ценность. Появилось больше врачей, учителей, изобретателей, инженеров, ученых, возникла индустрия развлечений, а позже — массовых коммуникаций, появились космонавты и даже системные администраторы и все это потому, что в сельском хозяйстве не нужно было уже столько рабочих рук, машины, революция в земледелии, производстве и хранении продуктов направили этот труд на новые цели.

То есть, если можно говорить о «продуктивности экономики в целом», то она увеличилась как по причине появления массового производства, так и по причине перетока труда в более ценные, вновь создающиеся области деятельности. Именно поэтому промышленная революция увеличила уровень жизни, включая ее продолжительность, качество и так далее.
Заметим, что все это не носило характера какой-то катастрофы, события местами были достаточно драматичны, но не более того. При огромных масштабах изменений, они происходили очень безболезненно. Почему же теперь, ожидания новой промышленной революции, которую принесут роботы и прочая 3-D печать столь пессимистичны?

В большинстве своем этот пессимизм вызван как незнанием недавней истории, так и незнанием законов экономики. Конечно, не существует некоего заданного и неизменного объема «рабочих мест», из которого людей «вытеснят» машины. До тех пор, пока люди не станут богами, будет существовать спрос на труд. Мы сейчас понятия не имеем, какие профессии появятся в результате новой революции, какие сферы деятельности откроются благодаря ей, но это обязательно произойдет, так, как это случилось и в 19 веке.

Другой вопрос — случится ли это так гладко, как это было 200 лет назад? Если масштабы изменений будут сравнимыми с теми, что имели место в 19 веке, нас ждут грандиозные события. Но в этот раз они вполне могут привести к катастрофе; те, кто пишет о том, что роботизация может привести к безработице и прочим неурядицам могут оказаться правы, но совсем по другим причинам, чем те, которые они называют.

Дело в том, что промышленная революция 19 века проходила в условиях нерегулируемого рынка труда. Да, были попытки со стороны гильдий или государств установить «справедливую плату за труд», но они не смогли повлиять на ситуацию. В целом, этот вопрос всерьез попал в политическую повестку только в 20-м веке. В Англии профсоюзы получили государственные привилегии в начале 20-го века, в США — в 30-е годы 20-го века, то есть, тогда, когда основная работа промышленной революции была уже давно сделана.

Сейчас дела обстоят совсем не так. Рынок труда жестко зарегулирован в большинстве «развитых стран». Это означает, что он не сможет надлежащим образом справляться с теми изменениями, которые последуют в результате новой промышленной революции. И это означает, что вместо того, чтобы перемещаться во вновь образующиеся профессии труд, освободившийся в результате роботизации, будет бесцельно болтаться на рынке, потребляя пособия или БОД.

Государства в «развитых странах», похоже, готовятся именно к этому сценарию. Это неудивительно, ибо он является для них наиболее выгодным, поскольку он наиболее конфликтен. Предложить освободить рынки труда никому из «лидеров мнений» не приходит в голову, да и не может прийти, иначе они не были бы «лидерами мнений». Освобождение рынков труда (и желательно, и всех прочих, особенно рынка капитала) означало бы, что революция пройдет максимально легко, с минимальными конфликтами, но этого допустить никак нельзя, так как конфликты — это новый фронт работ и новые бюджеты для государства.

БОДу в этом сценарии отводится особо зловещая роль. БОД, который теперь у «лидеров мнений» играет роль «смягчителя неизбежной безработицы», которую вызовут роботы, призван не допустить никаких попыток освобождения рынка труда. Механика тут проста и очевидна — минимальную зарплату или пособия по безработице можно отменить, так как сфера их действия довольно ограничена. Но БОД по условиям задачи получают «все». Со временем, БОД из подачки, каковой он является, превратится в «право» (как это случилось с пенсиями, например) и отменить его будет практически невозможно, так как коалиция, заинтересованная в его существовании (и воспринимающая его как право) значительно больше, чем коалиция за пособия и минимальную зарплату. То есть, БОД может эффективно играть ту же разрушительную роль, что и минимальная зарплата и пособия по безработице, но отменить его будет значительно труднее, а значит животворящий бюджетообразующий конфликт будет сохранен.

Здесь необходимо заметить, что и в прошлый раз были государства, которые эффективно боролись со «стихией рынка» и не допустили промышленной революции, либо сделали ее максимально конфликтной. Это, например, Испания или Россия. Они неизбежно оказались «на обочине истории» Те же страны, где государство было слабым и не могло эффективно сопротивляться переменам, в итоге, стали лидерами нового мира, и это, конечно, Британия, а потом и США.
Поэтому, вполне вероятно, что новая промышленная революция принесет изменения и в привычный нам список «развитых стран». Можно предположить, что те страны, где государство окажется неспособным противостоять изменениям, станут новыми лидерами и с нынешним «лидерством Запада» будет покончено.
И последнее. У тех, кто, возможно, читает мою колонку в первый раз, может сложиться неверное впечатление, будто бы я полагаю, что миром правят некие злые силы, устраивающие заговоры и т. д. и т.п. Отнюдь. Я не верю в заговоры, есть куда более мощная сила спонтанных самоорганизующихся порядков, которые и определяют жизнь социума, эти порядки пронизывают как «общество», так и «государство», точнее, они их не различают. Это все тот же «рынок» со своей невидимой рукой, направляемой совпадением интересов множества незнакомых друг с другом людей. Поэтому, когда я говорю «наиболее выгодный сценарий» я не имею в виду рептилоидов, сочиняющих зловредные сценарии, было бы прекрасно, если бы это были рептилоиды, тогда с ними можно было бы бороться. Дело обстоит значительно хуже, поскольку мы имеем дело с работой сложных самоорганизующихся механизмов. И, как и в любом эволюционном процессе, внутренняя логичность и взаимосвязанность наблюдаемых нами явлений создает иллюзию осознанного замысла. В философии это порождает креационизм, в популярной политологии — теорию заговоров.