Колонки
Владимир Золотoрев
Лишить права голоса
Сейчас вся «прогрессивная общественность», судя по надписям, которые она оставляет в общественных местах, озабочена тем, как ей привести к власти.....ээээ.... своего местного Саакашвили. Однако, калькулятор ясно показывает общественности, что при всех раскладах отчаянно голосующих бабушек все равно больше, чем сторонников Саакашвили...
...Oбщественность впадает в отчаяние и готовится голосовать за тягнибоков.
Рискну посоветовать общественности оторваться наконец от Саакашвили и подумать о том, является ли сама система выборов, в таком виде, как мы ее знаем, годящейся хоть на что-нибудь? То есть, подумать даже не о том, является ли она «справедливой», а о том, есть ли в ней хоть какая-то внутренняя логика. Мысли на этот счет уже потихоньку начинают выползать из интернета на свет божий, хотя пока и считаются той же общественностью «крамольными». Они, безусловно, являются куда более продуктивными, чем размышления о бабушкизации населения, так как если вдруг окажется, что система никуда не годится, то придется отложить Саакашвили и заняться ее ремонтом, иначе будешь выглядеть ну совсем уже глупо.
Итак, посмотрим на выборы, как на институт. Почему он вообще существует? Представим себе, скажем, клуб филателистов. Они в этом клубе все до одного филателисты и клуб этот содержится их совместными усилиями. Филателисты прибегают к институту выборов, чтобы выбрать себе председателя. В принципе, любой может им быть, так как любой знает задачи и способы их решения, он в курсе дела. То есть, в качестве филателистов эти люди практически равны между собой. Они выбирают среди равных того, кто лучше может справиться с определенными задачами, необходимыми именно в рамках их деятельности.
Теперь представьте, что законодательно установлено, что любой козел с улицы может зайти на выборы в этот клуб и принять в нем участие. Жалко клуб, правда?
Если мы посмотрим на историческое применение института выборов, мы увидим именно эту картину — прежде всего, мы увидим примерное равенство участников выборов. Собственно, это равенство относительно функций, для исполнения которых и проводятся выборы, и делает выборы необходимыми.
Теперь второй момент. Демократия есть не столько абстрактная выдумка, сколько естественно развивавшийся набор институтов. Страны, где избиралась сначала представительская, затем законодательная, а затем и исполнительная власть, счастливо сочетали демократию с ограниченностью государства. Конечно же, решения государства так или иначе касались многих, но были и другие центры власти, например, местное самоуправление и другие институты гражданское общества, которые куда в большей степени влияли на жизнь людей.
Существовавшие в то время избирательные цензы имели простой смысл — делом должны заниматься те, кого оно касается и кто, следовательно, в курсе дела. Остальные не сильно страдали от такого положения вещей, так как оно не сильно их касалось. Добавим, что законодательный процесс, помимо того, имел тогда важное преимущество — он был крайне медленным. Специальные комиссии тщательнейшим образом собирали информацию, публиковали доклады, которые затем долго и нудно обсуждались. Наиболее известные английские законы, вроде закона о бедных, или закон о введении полицейской службы или закона о рабочих обществах взаимопомощи принимались именно так. В США для введения первого федерального налога (подоходный налог, 1913 год), вообще потребовалось принять поправку к Конституции. Короче говоря, государство не могло вот так вот левой ногой с бодуна залезть налогоплательщику в карман или учудить еще какую-нибудь поганку.
В общем, демократия работала тогда, когда она была ограничена. С одной стороны — незначительными полномочиями и возможностями государства, с другой — разного рода цензами на участие в выборах.
Затем политики заметили, что существует огромный «электоральный резерв» в виде разных категорий трудящихся, не имеющих права голоса. И если они не могли победить голосами тех, кто в курсе дела, они начинали задумываться о том, не заняться ли расширением «электоральной базы», которая вот так вот зря пропадает без дела и не поискать ли счастья там. Этот процесс «освобождения трудящихся» и наделения их голосом на выборах занял довольно много времени, но сегодня мы в полной мере наслаждаемся его плодами. Мы живем в стране, где человек, который не в состоянии правильно написать свою фамилию, является таким же гордым избирателем, как и какой-нибудь профессор. Демократии давно уже нет. Ни в одной стране мира.
Украинцы уверены в том, что им совершенно необходимы специальные дядьки, именуемые государством, которым украинцы должны платить деньги. Украинцы ни секунды не сомневаются в том, что эти дядьки лучше знают, как и куда их потратить. Украинцам страшно даже подумать о том, что будет, если вдруг возможности дядек отбирать и тратить их деньги будут хоть как-то ограничены. Главное, чтобы дядьки были хорошие и фамилия у них была Саакашвили.
Коль скоро это так, я предлагаю пока что задуматься над тем, как внести хоть какой-то здравый смысл и логику хотя бы в процесс появления этих дядек на свет, то есть в то, что делает демократию демократией. Принцип «один человек — один голос» обрекает нашу несчастную страну на вечное убожество. Введение избирательных цензов не поможет. Имущественный ценз работать не будет. Образовательный тоже. Легче просто отказаться от принципа «один человек - один голос» и наделять граждан голосами, в соответствии с их взносом в кормление дядек, пардон, в общее благо. Например, вполне работоспособен принцип, когда количество голосов одного избирателя равно проценту от заявленного им дохода, уплаченного в виде налогов.