Регионал и неподдельный фашизм

На углу с улицей Прорезной стояла легкая броневая машина c крестами на дверцах. Вдалеке виднелось несколько серых очертаний киевлян, спешивших перейти дорогу и скрыться в ближайшем переулке.

Этот день должен был остаться одним из тех, когда ничего особенного в городе не происходит. И вдруг из прохода на Лютеранскую улицу появился человек. Его белоснежная рубашка поблескивала на солнце, словно латы на средневековом рыцаре, темные брюки из дорогой ткани оттеняли его невысокую фигуру, а туфли из крокодильей кожи придавали пришельцу ореол таинственности. В одной руке человек держал пиджак, а в другой – плакат с перечеркнутой красной линией свастикой и надписью: «Наш ответ – фашизму нет!». Неспешно озираясь по сторонам, он явно не понимал, где находится и двигался вперед мелкими, трусливыми шажками. Еще две минуты назад наш достопочтенный господин, Александр Сергеевич Евфремов, шагал во главе процессии антифашистского митинга в Киеве, его товарищи из Партии Регионов с не менее белыми рубашками и дорогими туфлями четко маршировали по главной улице столицы независимой Украины, изредка кидая насмешливые фразы в сторону митинга оппозиции. В какую-то секунду в голове у нашего героя помутнело, и каким-то невообразимым методом он очутился в городе, действительно заполненным фашистами, их женами, бронетехникой и танками.

Пока вся эта композиция полностью не вмещалась в сознании регионала, переброшенного во времени, к нему подошли двое. Серая, гладко лежащая военная форма обтягивала тела подошедших, в руках один держал «шмайссер», а другой на поводке немецкую овчарку. «Du wer solcher? Die Dokumente? (Ты кто такой? Документы?)», – грозно сказал тот с автоматом. Опешив, наш гость из будущего вдруг затрясся. Евфремова буквально колыхало от страха, шока и недоумения. Плакат с диковинной для данной ситуации надписью в руках Александра Сергеевича мелко завибрировал, мол, остановите фашизм. Но как его остановить, когда этот фашизм у тебя перед глазами трясет дулом автомата. Солдаты недоуменно переглянулись.

– Er wahrscheinlich der Patientin? (Он, наверное, больной?)

– Ja. (Да)

Понимая, что речь ведется о нем, Александр Сергеевич стал быстрее махать плакатом, будто веером, обдавая гитлеровцев душным потоком весеннего воздуха.

– Der russische Dumme, der russische Dumme (глупый русский), – внезапно громко засмеялись нацисты, хлопая друг другу по плечу. Молодые немецкие солдаты еще несколько минут смотрели, как регионал машет плакатом и, смеясь, повторяли «русише думе». Хлопая глазами, Евфремова уловил перемену настроения у немецких солдат и в подтверждение, глупо улыбаясь, повторял «русише думе, русише думе», еще яростнее колыхая былым символом борьбы с фашизмом.

Оставив регионала одного, солдаты пошли дальше патрулировать улицы, а Александр Сергеевич от перенапряжения буквально рухнул на асфальт. Его руки еще слегка подергивались, а пот стекал по белой, словно латы на средневековом рыцаре, рубашке. Не понимая, что делать бывший народный депутат сидел на Крещатике, иногда поглядывая на немецких офицеров, проходящих мимо и презрительно его осматривающих. Вдалеке стали слышны выстрелы, истошные крики, детский плач, собачий лай. Над головой пронесся визгливый «мессершмидт». И тут по щеке у Евфремова медленно потекла слеза отчаяния, страха и огорчения. За ней вторая и третья. И четвертая. Не в силах сдерживаться, он стал плакать, но тихо-тихо, почти беззвучно. А в это время луч солнца, стоящего в зените, отразился в окне противоположной части улицы тонким всплеском, и казалось, погладил Евфремова по голове, сверкнув, понесся дальше по киевской улице, заполненной настоящими, а не мнимыми фашистами.