Развод царя Российской Федерации

Погруженный в свои мысли, самодержец автоматически раздевался – снимал верхнюю одежду, шляпу, отдавал личное холодной оружие прислуге, стремясь быстрее укрыться в своих покоях. Уверенным шагом он прошел по очередному большому залу с огромными, блестящими люстрами и натертым паркетом с ромбовидной кладкой. Глухие, тяжелые шаги управителя государства русского проносились мимо безмолвных слуг и затухали за следующей тяжелой, высокой дверью с расписной позолотой.

Наконец, достигнув последней двери, ведущей в его личный кабинет, царь приостановился. Поглядев по сторонам, он убедился, что никто за ним не идет с целью доложить о важном и внеочередном деле. Приоткрыв створку, он неслышно протиснулся в заветную комнату.

Перед взором государя явилась затемненное помещение с задернутыми шторами. В каждом углу горела одна свечка, в центре стояла широкая кровать с атласными, красными простынями, а над ней висел круглый подсвечник с натыканными горящими свечами. Государь медленно приблизился к кровати, будто не желал вспугнуть спящую фигуру. Но это ему не удалось. Под одеялом кто-то зашевелился, и чуть одернув его, показал свое личико – перед венценосцем представала обворожительная девушка, с прямыми, тонкими чертами лица. «Здравствуйте, Владимир Владимирович», – сладким голосом сказала она. На физиономии хмуроватого доселе Владимир Владимировича Бутина заиграла легкая улыбка.

За несколько лет до вышеописанных событий Бутин с Метведевым сидели на веранде загородного дома. Где-то вдалеке переливами пели птицы, с крыши, постукивая, падали тяжелые капли после дождя. Покачиваясь на утепленных креслах качалках, два господина неспешно пили чай. «А что вы скажите, достопочтенный Дмитрий Анатольевич, похож ли я на русских царей, например, на кого-то из Рюриковичей?», – спросил Бутин своего соседа. Выждав паузу, достопочтенный Дмитрий Анатольевич решил не спешить давать ответ. «А что? – рассуждал он, – империя растет, можно даже сказать ее распирает территориально. Европа? Ну, она валяется у нас газовой трубой придавленная. Америка? Нынешний президент, хоть и чёрен, но рассуждает недурно – полностью с нами соглашается: и с Ходорковским, и с притеснением оппозиции. В общем, под пятой у нас. Русский народ? Ну, извольте, пожалуйста – они прямо по ночам мечтали о твёрдой руке! Не считая каких-то поганеньких московских либералов – молчаливо все одобряют. Стоп! Так, что же ему сказать? Не могу же я вот так сказать – все прекрасно, сударь. Гм. Нужно подумать».

Когда пятиминутная пауза просто неприлично растянулась и, казалось, повисла в воздухе, государь, докушав чаю, подозрительно посмотрел на Метведева. Тот фибрами души поймал внутреннее негодование самодержца и сказал: «А заведите вы Владимир Владимирович любовницу. Вот-те поговаривают, что Петр I скольких женщин имел. Вот-те была слава – и государством управлял и бабами – истинный Царь. А может, даже и разведитесь – на кой вам Людка?» – внезапно выпалил Дмитрий Анатольевич и тут же осекся, подумав, какую же глупость сказал. Ожидая гневной реакции монарха на скоропалительную чушь, Метведев сжался, дожидаясь удара в челюсть или, по крайней мере, подзатыльник. Но вместо гнева на Владимир Владимировича снизошла радость – его глаза засверкали, будто два янтаря на солнце. «Да, ты прав, друг мой любезный», – громко сказал он, хлопая соседа по плечу. На лице Дмитрий Анатольевича расплылась пластилиновая улыбка. Даже потекла одинокая слеза. А за ней другая. Не ожидая такой реакции, он даже чуть задрожал от удовольствия – господин его похвалил.

«Сейчас же извольте», – обратился он к слуге, остаток фразы, нашептывая ему на ухо. Дворцовый служака послушно кивал головой, соглашаясь с царем, который возбужденно выкручивал руками формы и изгибы. Птицы вдалеке поубавили громкость, приглушенно перекрикиваясь между собой. Небо опять затянуло тучами. И только редкие капли с крыши падали на лицо привставшего Дмитрия Анатольевича, смешиваясь со слезами счастья и довольства жизнью, не зависимой от глупых советов.