Страховая компания «Сонечко» против Московского царства (Часть 2)

Восьмое. Пожалуй, это самое важное (по, крайней мере, для меня) обстоятельство и его нужно рассмотреть подробнее. Общий его смысл сводится к тому, что свободное общество изживает государственническую повестку дня. Это делает свободное общество неуязвимым для государственнического дискурса (извините) и государственнических нарративов (извините еще раз). В этом изживании есть две стороны, которые отличаются своим происхождением и действием.

Первая имеет в большей степени экономическую природу. Она состоит в том простом обстоятельстве, что в безгосударственном обществе отсутствует «сень законов», как таковая. Я уже сказал ранее о том, что прелесть войны между государствами состоит в том, что им не нужно заново инсталлировать государство, им нужно только победить армию противника, а государственный аппарат вместе со всеми отношениями принуждения сам перейдет на службу к победителю и все пойдет своим чередом, как раньше. Происходит это, прежде всего, потому, что жители привыкли к такому порядку вещей и считают его единственно возможным. Они живут «под сенью закона», который создается государством и никак от них не зависит. Будет ли эту «сень» производить  одно начальство или другое, по хорошему, не имеет значения. Чем меньше различий между «своим» и «чужим» государством, тем покорнее «мирные жители» относятся к агрессии, тем терпеливее они ждут когда все закончится и тем меньше они пытаются вмешаться в процесс. «Мирные жители» становятся партизанами тогда, когда они видят, что новые хозяева могут быть еще хуже предыдущих и «сень законов» может неприятно измениться. Но так или иначе, они знают, что «сень законов» будет всегда и потому рыпаться на войне имеет смысл только в очень уж критических ситуациях.

Для свободного общества никакой «сени законов» не существует. Каждый имеет здесь свой build контрактов, обязательств и репутации и этот build целиком и полностью зависит от его усилий и от усилий его предков, при этом, человек знает, что плоды его трудов достанутся и его потомкам. Понятно, что это может быть build разной степени успешности, но, тем не менее, он обладает важнейшей особенностью — он уникален и он обладает важнейшим преимуществом — он предсказуем. Разумеется, всегда бывают разного рода случайности, но, в целом, за то, что с ним происходит, человек в свободном обществе может благодарить или винить только себя. Мы, привыкшие жить «под сенью» с трудом можем представить себе такую ситуацию. Конечно, и у нас каждый тоже пытается сам строить свою жизнь, и можно говорить о чем-то вроде build, но чем большего в материальном или социальном смысле мы хотим достичь, тем больше мы зависим от «сени законов» и наш build описывается словом «устроился», а не «добился» или «достиг». Нам трудно представить себе, как можно жить без «сени законов», точно так же, как жителям свободного общества трудно представить, как можно жить под ней.

Поэтому для свободного человека агрессия со стороны государства означает не только перспективу потерять собственность или жизнь, но и оказаться под «сенью законов», то есть, потерять все связи, которые определяют его жизнь. С агрессией государства невозможно мириться, так как это означает, что даже если вы выживете и сохраните свою собственность, вы доверите свою жизнь непредсказуемой «сени законов», подчиниться означает поменять предсказуемость на хаос. То есть, для государственного человека война является просто досадным обстоятельством, он пережидает ее, поскольку кто бы не победил, ситуация в целом для него мало изменится. Будущее такого человека после войны для него совершенно ясно и потому имеет смысл не принимать в ней участия, дожидаясь, когда она закончится. Для человека в свободном обществе будущего после войны, в которой победило государство, просто не существует. Победа государства не просто заставит его платить налоги, она полностью разрушит его жизнь. Это мощнейший стимул для сопротивления.

Вторая сторона изживания государственнической повестки дня имеет культурную природу и проистекает из того простого обcтоятельства, что вся нынешняя государственная «проблематика» в свободном обществе полностью теряет свое значение, она становится делом частных лиц. О чем будут говорить «новости» при анкапе? Я не думаю, что они вообще будут существовать в том виде, в котором они есть сейчас, но даже если они и будут, то в них не будет того, к чему мы привыкли. Не будет никакой «макроэкомики», всех этих торговых балансов, «уровней цен» и прочей борьбы за урожай. Если об инфляции и будет кто-то говорить, то применительно к конкретной валюте и ее эмитенту, мол такой-то эмитент замечен в производстве дополнительной денежной массы, мол, осторожно, мошенники. Не будет никакой «национальной», «гендерной», «религиозной», «языковой» и прочей коллективистской проблематики. Каждый может «разрешать» или «запрещать» что угодно на своей собственности и никто не может требовать от него поступать иначе. Любые конфликты с этой тематикой будут сводиться к нарушению прав собственности, тут не о чем говорить и нечего рассусоливать в телевизоре. Ни «права человека» (и какие либо угодно другие «права» как таковые), ни «экология», ни «бедность» не являются сколько-нибудь значащими проблемами, точнее, они существуют и решаются на уровне взаимодействия частных лиц и организаций. Преступность, например, если она где-то «возрастает», воспринимается не как некая «социальная» проблема, о которой могут бесконечно трещать эксперты в СМИ, а как проблема компаний, - страховых и полицейских, которые брали на себя обязательства не допускать ее. И решается она крайне просто — потребители меняют одни компании на другие. И так везде.

Это не означает, что у жителей анкапской Украины нет проблем, это означает, что у них другие проблемы, а из вот этих проблем они уже выросли (тут нужно сказать, что большинства этих проблем не существует в действительности и для нас, просто пока мы еще верим в их существование).

Все это приводит к тому, что жители гипотетических Украины и России живут в разных, извините, дискурсах. При этом, жители Украины понимают жителей России (так как уже пережили этот дискурс), а жители России не понимают жителей Украины (так как еще живут в старом дискурсе). Это делает свободное общество более «сильным», чем государство. Это делает украинцев неуязвимыми перед попытками заставить их играть по чужим правилам, это определяет их отношение к войне и это отношение, скажем так, деловитой брезгливости, как отношение к нашествию тараканов или клопов — нужно извести нечисть как можно быстрее и как можно дешевле.

Грубо говоря, агрессору нечего «предъявить» украинцам для оправдания войны, все, что он будет бормотать, будет восприниматься, как бессмысленный набор звуков, нет ничего, чем он может зацепить разум или сердце украинца. Легко понять, как это работает, ибо совсем недавно большинство украинцев пережили это состояние выхода из чужого нарратива, когда в ходе майдана и в начале войны к ним полезли родственники, друзья и знакомые из России с вопросами, пожеланиями и советами. Насколько я могу судить, в подавляющем большинстве случаев все они были отправлены по известному адресу и их мнение никак не повлияло на то, что мы делали и даже наоборот, придало в этом деле сил. Это и есть выход из нарратива. Для россиян мы все являемся частью некой истории, в которой у нас есть определенное место, за которое мы не должны выходить и определенная роль, которой мы должны соответствовать. Выход за эти рамки ломает всю игру, в нашем случае, Украина не просто поломала игру, а какое-то время даже определяла повестку дня в России, чего никогда не было в нашей новейшей истории. Этот успех, увы, никто не развил и даже наоборот, - сейчас мы опять старательно играем роль, заданную российским сценарием.

В целом, даже не вдаваясь в разные там дискурсы, нетрудно увидеть, что так называемый «образ жизни» имеет решающее значение для успеха военной операции, которая предусматривает оккупацию. Пример - две иракские кампании, в ходе которых армия США легко разбила армию Ирака но оказалась бессильной перед «образом жизни». Дело закончилось провалом, точнее ИГИЛом. Разница между образом жизни украинских анкапов и российских государственников больше, чем разница между иракцами и американцами.
Девятой особенностью, тесно связанной с предыдущей, является тот факт, что люди в свободном обществе как правило, связаны между собой не только невидимой рукой рынка, но и непосредственно через многочисленные организации, общества и прочие формальные и неформальные институты. Этот парадокс, отмеченный еще Хайеком, всегда ставит в тупик сторонников коллективизма, коллективистские общества всегда оказываются атомизированными, в них люди разобщены и боятся друг друга, общества индивидуалистические на деле всегда более сплоченны и альтруистичны в хорошем смысле этого слова. Это тоже является военным преимуществом.

Из всего этого следует десятая особенность, которая состоит в том, что в большинстве случаев проблема no skin in the game в свободном обществе проявляется куда в меньшей степени. Здесь все рискуют своим, все несут издержки (конечно, в разной степени) и имеют общий интерес, связанный с войной. Это, среди прочего означает, что в анкапской стране нет «партии войны», то есть, группировки, заинтересованной в продолжении военных действий ради самих действий, здесь все стремятся к скорейшему завершению войны, причем, победному завершению.

Продолжение следует