Why nations prosper. Ужасы экономического роста

Разумеется, там, где речь идет о богатстве народов, обязательно будет присутствовать и понятие «экономического роста». В этой колонке мы совсем немного поговорим об этом понятии, я хочу поделиться одним наблюдением, поводом для которого стала книжка Аждемоглу и Робинсона «Why nations fail».

Аджемоглу и Робинсон делят «институты» (под которыми они понимают как естественные институты вроде суда, так и институты, созданные государством, вроде выборов в «органы политической власти») на два типа - «экстрактивные» и «инклюзивные». Экстрактивные отличаются тем, что работают исключительно на обогащение элиты, инклюзивные же тратят отобранные деньги на полезные вещи вроде дорог, больниц и школы клоунов в Аргентине. По мнению Аджемоглу и Робинсона, там, где школ клоунов строится особенно много, то есть, там, где институты инклюзивны, там и наблюдается процветание и богатство народов.

И вот здесь мы переходим к предмету нашей колонки, поскольку тут появляется пресловутый экономический рост. Аджемоглу и Робинсон пишут, что несмотря на очевидное превосходство инклюзивных институтов, при экстрактивных институтах (которыми наслаждается большинство населения Земли) рост тоже возможен, но, правда, он рано или поздно заканчивается. В качестве примера они приводят...Советский Союз, в котором якобы наблюдался быстрый экономический рост, до тех пор пока он не сменился застоем в 70-80-е годы, после чего СССР развалился.    
Собственно, этот выбор СССР в качестве примера экономического роста, пусть и при неправильных институтах является причиной написания этой колонки. А выбор этот демонстрирует одну интересную особенность, которая присуща многим политэкономическим концепциям. Эта особенности и будет тем наблюдением, которым я решил поделиться.

Однако, начнем мы с мысленных экспериментов. Давайте представим, что на некоторой территории живут люди, которые свободно производят продукты и затем обмениваются ими. Поскольку человек всегда неудовлетворен своим текущим состоянием, люди производят все лучшие и лучшие продукты, то есть, производители все время стремятся произвести нечто, что выглядит в глазах потребителя более ценным, чем уже существующие товары. Вот это изменение ценности в краткосрочной и среднесрочной перспективе и может быть названо «экономическим ростом».

Теперь давайте представим, что кому-то пришла в голову идея (хотя весьма затруднительно придумать причины, по которым она могла бы туда прийти) каким-то образом измерить этот самый рост. Что должен сделать такой человек? Поскольку содержание экономического роста состоит в улучшении жизни людей, он каким-то образом должен его зафиксировать. Есть только один способ сделать это — измерить личное потребление и изменения в нем. Этот способ не будет надежным, поскольку сравнивать между собой можно только или физические объемы потребляемого, или потребление в денежном выражении. Ценности же разных людей сравнить невозможно и тут обязательно возникнут казусы. Например, вы можете бросить пить и сесть на диету и если вы не увеличите свое потребление на других фронтах, то ваше совокупное потребление сократится, хотя ценность нового образа жизни для вас выше, чем предыдущего, то есть, для статистики вы стали жить хуже (особенно, если складываете высвободившиеся деньги под матрац), хотя на самом деле — улучшили свое положение по сравнению с предыдущим.

В общем, рост личного потребления за некий период времени это и есть маркер того, что можно считать «экономическим ростом» в некой группе людей.

Теперь представим другое общество, в котором люди находятся в рабстве и производят то, что им скажет начальство. Допустим, начальство решило построить себе новый дворец, и вот все эти люди не покладая рук строили, строили и наконец построили этот дворец. Если наш измеритель экономического роста решит проделать свои манипуляции в этом обществе, он обнаружит, что выросло потребление только одной крайне малочисленной группы — правителя и его окружения. Рост состоит в появлении нового дворца, который эта группа теперь будет потреблять.
Очевидно, что в первом обществе экономический рост больше (лучше, сильнее?), чем во втором, поскольку там значительно больше людей улучшило свое положение.

Теперь давайте представим, что вместо улучшения личного потребления мы ввели другой критерий. Например, мы подсчитываем сумму всех сделок за год, называем это ВВП, затем подсчитываем ее в следующем году и изменения этого числа и называем ростом (если в следующем году цифра больше) или спадом (если меньше).

Разница с предыдущим методом состоит в том, что мы гораздо чаще будем получать совершенно неадекватные результаты. Разительное отличие между нашими двумя сообществами потеряется, ведь строительство дворцов или танков или пушек или межконтинентальных ракет или любой другой дорогой бессмыслицы в этом случае приведет к тому же результату, что и рост личного потребления — ВВП будет расти и это будет считаться «ростом». Собственно говоря, это и происходило в СССР,  его «рост» отражал, в основном, «стройки коммунизма», «производство товаров группы А» и вооружений. Люди жили в нищете и уровень их жизни менялся незначительно.

Возникает вопрос — почему же мейнстрим использует в качестве показателя роста проценты изменения ВВП, а не изменения личного потребления? Ответ станет очевидным, если мы обратим внимание на одну простую вещь — единственным потребителем показателя экономического роста, в чем бы он ни выражался и как бы он не измерялся, является правительство. Действительно, на рынке никому не нужна информация (причем, крайне неточная) о том, насколько улучшилась жизнь всех людей на некой произвольной территории  за некий произвольный отрезок времени. Только правительство, которое выдает себя за главного улучшателя жизни, причем не каждого в отдельности человека, а именно всех оказавшихся на контролируемой им территории, может интересоваться такими показателями. Точнее, оно является непосредственной причиной их существования.
Выбирая среди возможных способов оценки того, насколько стало веселее жить под руководством того или иного правительства, государства в ходе, так сказать, эволюционного отбора естественным образом остановились на процентах изменения ВВП во времени и произошло это потому, что такой показатель может оправдывать любую политику. Пример с экономическим ростом в СССР иллюстрирует это максимально наглядным образом. Если вы считаете «ростом» изменения ВВП, то государственная политика в ее главном измерении — величине вмешательства государства, перестает иметь какое бы то ни было значение. «Капитализм» приводит к росту и «социализм» приводит к росту, соответственно к росту могут приводить и бесчисленные вариации между одним и другим (именно эта концепция «вариаций между» долгое время лежала в основе идеологии чиновничества США). Более того, здесь открываются возможности для серьезного идейного трюка. Ведь экономический рост это не нейтральный показатель. Экономический рост - морально окрашенный концепт, поскольку рост — это  цель государственной политики потому, что рост — это хорошо. И если мы видим рост и «при капитализме» и «при социализме», то есть и то и другое делает людям «хорошо», то их противостояние выглядит просто как конкуренция разных систем, каждая из которых имеет свои преимущества. Таким образом, задача умного правительства - оценить преимущества, недостатки и сделать выбор либо в пользу одной из систем либо в пользу их комбинации.

Теперь скажите мне, в какой ситуации у правительства и его обслуги появляется больше «работы»? В ситуации, когда совершенно однозначно преимущество оказывается за невмешательством и капитализмом, поскольку личное потребление здесь уверенно растет или в ситуации, когда ничего невозможно понять и все средства оказываются одинаково хорошими? Вот то-то же. Это и есть та «особенность политэкономических концепций», о которой я обещал сказать. Эти концепции часто отбираются бюрократическим рынком по критерию пользы, которую они могут принести в оправдании деятельности государства.   

Хорошим примером того, как работает бюрократический рынок в сфере идей является наша дорогая отчизна. Здесь все уверены в том, что мы живем все хуже и хуже. Политики борются за рост ВВП, он у них то падает, то растет, то с ним еще что-то происходит. Если же посмотреть на жизнь украинца по критерию личного потребления, то наверняка выяснится, что в Украине существует довольно устойчивый рост (такие исследования проводились Головахой и наделали в свое время много шума именно потому, что противоречили доктрине зубожіння). При этом, заметьте, выбор всегда делает «рынок в целом». Правящая группа и рада бы вцепиться за любой показатель, который бы говорил о том, что при ее власти люди стали жить лучше, но не она решает. Решает «рынок в целом», куда входят все действующие лица, включая и электорат, которому тоже выгодно прикидываться бедным в надежде на то, что ему что-то дадут. Поэтому, несмотря на объективный рост личного потребления (который, конечно, происходит не благодаря, а вопреки усилиям правителей), украинцы верят в то, что они неуклонно зубожіють. Просто так лучше для всех.

 Автор: Владимир Золоторев