Ломать и строить. При строительстве Владимирского собора он едва не обрушился

На Подоле, посреди Почтовой площади, без малого полтора столетия стоит одноэтажное здание — бывшая почтовая станция, от которой и произошло название площади. Ее можно видеть на многих архивных фотоснимках, но все они запечатлели станцию в прежнем, не похожем на нынешний виде. Трудно себе представить, но небольшое даже по меркам того времени строение сооружалось 12 лет!

Почтовая станция на Подоле.Фото начала ХХ в.

Регулярная конно-почтовая связь в Киеве была заведена еще в XVII веке. Тогда почтовую станцию устраивали, что называется, то там, то сям. Пока в сентябре 1851 года Николай I, в очередной раз наведавшись на берега Днепра, лично не указал: быть почтовому подворью на площади на Подоле, близ Набережного шоссе. Слово императора — закон, и в российском ведомстве путей сообщения составили соответствующий архитектурный проект, присланный в Киев для претворения государевой воли в жизнь.

Центральным объектом в строительном комплексе почтовой станции являлся «станционный дом 2-го разряда» (это означало, что в нем не предусматривались «покои для лиц императорской фамилии», в Киеве для этой цели имелись особые дворцы). В доме, кроме помещения для отметки подорожных, была предусмотрена небольшая гостиница для проезжающих. Слева и справа спроектировали флигели: правый — с комнатами для смотрителя и ямщиков, а в левом надлежало разместить «телеграфическую станцию».

Нынешний вид почтовой станции. Фото автора

В сентябре 1853-го начались строительные работы. В течение года был подготовлен фундамент «телеграфического флигеля», заложили стены станционного дома. Но к тому времени началась Крымская война, и император, не дожидаясь окончания почтового строительства, приказал устроить телеграфную станцию в Печерской крепости. Поэтому строительство на Подоле приостановилось. Тогда чиновники окружного правления путей сообщения представили новый план, согласно которому «телеграфический флигель» превращался в контору правления. И вскоре прерванные работы на нынешней Почтовой площади были возобновлены. Стены станционного дома возвели «вчерне» (без окончательной отделки) и перекрыли временной крышей. Для левого флигеля успели сделать только подвал. Однако в 1859 году окружное правление вновь пересмотрело назначение «телеграфического флигеля», решив, что «шумная и бойкая по проезду местность от городской и иногородной езды для присутственного места, требующего усидчивых занятий, совершенно неудобна». Поэтому здешние путейцы поставили вопрос о размещении во флигеле гостиницы (для нее, стало быть, «шумная и бойкая» местность подходила). Но имперское Главное управление путей сообщения и публичных зданий, запутавшись в постоянной смене целевого назначения строения, на всякий случай прекратило финансирование работ.

Пауза затянулась до 1862 года, пока инженер-поручик Михаил Бенземан не составил новый проект станционных зданий, где левый флигель (уже двухэтажный) все же предназначался для окружного правления. Он так и не был построен — не хватило денег. Участок под него с готовым фундаментом и подвалом продали частному лицу с условием, что за три года здесь будет сооружен дом с помещениями, которые правление округа путей сообщения сможет арендовать для своих нужд. Так и было сделано. Однако при реконструкции Почтовой площади в 1970-х гг. все строения почтового подворья, кроме главного здания, снесли. И только «станционный дом 2-го разряда», теперь уже отреставрированный, стоит как напоминание о давних затяжных неурядицах.

Владимирский собор

Когда в 1853 году петербургский архитектор Иван Штром составил для Киева проект 13-главого соборного храма во имя Святого Владимира, а император Николай I утвердил его, никто не мог предположить, что от чертежа до освящения сменятся четыре царствования. Увы, начавшаяся вскоре Крымская война помешала успешному сбору пожертвований. Для осуществления масштабной идеи Штрома требовалось как минимум полмиллиона рублей, тогда как поступившие средства составили от силы сто тысяч.

Духовные власти с целью снижения издержек решили удешевить строительство: после доработки проекта епархиальным архитектором Павлом Спарро из 13 куполов осталось 7. Но теперь объем предполагаемого кафедрального собора получался слишком уж скромным. Митрополит Арсений обратился за помощью к известнейшему киевскому зодчему того времени Александру Беретти. Тот не стал довольствоваться второстепенной ролью доработчика и внес радикальное предложение: не изменяя высочайше утвержденных фасадов, увеличить в полтора раза масштаб проекта, тогда объем собора возрастет более чем втрое. Денег же на это, по смете Беретти, требовалось не больше, а меньше, чем по расчетам Спарро. Власти доверились авторитету мэтра. В 1862 году состоялась торжественная закладка храма. Некоторое время постройка продвигалась успешно. Была сооружена коробка, предстояло возведение куполов.

Владимирский собор. С открытки начала ХХ в.

И тут на Беретти посыпались испытания. Поперечные арки не выдержали тяжести верхнего яруса и треснули. Архитектор обвинял в этом подрядчиков и каменщиков, клялся в собственной добросовестности. Тем не менее его отстранили от работ. Но найти «пожарного» на смену Беретти не удавалось — никто не хотел брать на себя ответственность. Шли годы. Стены уже еле держались, и их пришлось защитить металлическими скрепами. К счастью, недостроенный собор находился по пути от железнодорожного вокзала к центру города. И в 1875-м по этой дороге проследовал посещавший Киев Александр II, который, увидев руины на живописном Бибиковском бульваре (теперь бульвар Тараса Шевченко), изволил… поморщиться. Вскоре казна выделила необходимые для строительства средства. Из столицы командировали профессора Рудольфа Бернгарда — крупнейшего специалиста того времени по прочности сооружений. Его расчеты легли в основу окончательного проекта храма, где стены укрепили кирпичными выступами — контрфорсами. Что же касается ответственного строителя, то Бернгард рекомендовал для этой роли своего ученика, молодого архитектора Владимира Николаева. Тот оправдал доверие учителя, хотя, по рассказу современника, «было несколько дней, когда здание, в котором, по ходу работ, пришлось многое внутри разобрать и переложить заново, могло рухнуть ежеминутно, похоронив под своими развалинами строителей». Но все завершилось благополучно. В 1882 году сооружение было окончено «вчерне».

Окрыленный своим успехом, Николаев тут же предложил вариант украшения интерьера. Его проект, выдержанный в «русском» стиле, был одобрен местным Церковно-археологическим обществом; зодчий готовился к 1883 году закончить все работы. И тут в дело вмешался видный знаток искусства и церковной старины Адриан Прахов, петербургский профессор, руководивший в Киеве реставрацией древних фресок Кирилловской церкви. Он развернул перед столичным начальством грандиозные перспективы превращения заурядного провинциального собора в шедевр церковной живописи. Адриан Викторович предлагал покрыть все внутренние стены и столпы храма росписями, для чего привлечь ведущих художников. Энтузиазм профессора произвел должное впечатление. На Прахова возложили руководство украшением собора. Профессор заведомо слукавил, первоначально проведя по смете за художественные работы только полтораста тысяч рублей, иначе бы его идея не прошла. В дальнейшем он правдами и неправдами выбивал у властей новые и новые субсидии, чем увеличил расходы по оформлению до 400 тыс. рублей. Из-за этого роспись сравнительно небольшого храма затянулась на 13 лет — до 1896-го. Но здравый авантюризм Прахова позволил свершиться невозможному. Выдающееся мастерство Виктора Васнецова, Михаила Нестерова, Михаила Врубеля, легкая кисть Вильгельма Котарбинского, братьев Сведомских и других известных всей Европе живописцев сделали Владимирский собор в Киеве местом паломничества любителей прекрасного, символом нового религиозного искусства.

Памятник Богдану Хмельницкому

Одна из визитных карточек столицы — конный памятник Богдану Хмельницкому. Исходный проект скульптора Михаила Микешина, завизированный в 1869 году Александром II, представлял собой высокий пьедестал в виде скалы, на которой возвышался гетман. Его конь топтал поверженного иезуита, сзади располагались низвергнутые фигуры польского пана и еврея, а спереди громоздились торжествующие победители, слушающие пение кобзаря: великоросс, белорус, малоросс и червоноросс (галичанин).

Среди здравомыслящих киевлян возникли сомнения в такой «неполиткорректной» композиции, явно провоцирующей межнациональные трения. Униженные фигуры полезнее было удалить. Тем  более что первоначальная смета Микешина требовала 145,2 тыс. рублей, а средства, собранные по подписке, не достигали и трети этой суммы. Стало быть, требовалось на чем-то сэкономить. Автор, однако, заявил, что «какое бы то ни было изменение в сочинении этого памятника я делать без Высочайшей на то воли Государя не вправе». Одновременно Микешин исхитрился, не меняя проекта, существенно сократить смету раза в полтора (хотя про 10 тысяч рублей своего гонорара не забыл). Но даже таких денег наскрести не представлялось возможным. Поэтому, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, царь велел ограничиться конной статуей. После того как ее отлили и установили на Софийской площади на временном кирпичном постаменте, подвели неутешительные итоги. На изготовление пьедестала оставалось... неполных сто рублей! Микешин, получивший гонорар сполна, самоустранился. Недоделанный памятник, обшитый досками, из года в год уродовал одну из главных площадей столицы. А между тем приближалась 900-я годовщина Крещения Руси, апофеоз празднования которой в 1888-м приходился на богослужение в Святой Софии.

         
Проект памятника Богдану Хмельницкому (1869 г.) и современный вид памятника

Трудно сказать, в каком виде могла предстать Софийская площадь перед гостями юбилейных торжеств, но, по счастью, своевременную инициативу проявил уже упомянутый зодчий Владимир Николаев. Он совершенно бесплатно составил проект недорогого, но приемлемого по виду пьедестала, бесплатно согласился руководить работами. Правительство, убедившись в реальности дела, выделило из бюджета 12 тыс. рублей. Все это позволило закончить утомительную постройку в июле 1888 года, как раз к юбилею.

Национальный художественный музей

Здание нынешнего Национального художественного музея Украины, стоящее в начале улицы Михаила Грушевского, появилось благодаря благородной общественной инициативе. Еще 120 лет назад группа киевских ученых и коллекционеров инициировала создание общедоступного городского музея. Но на поиски финансирования ушел не один год. Когда на престол вступил император Николай II, ученые осмелились обратиться к нему — и молодой царь выделил на достойное начинание 100 тыс. рублей! Вслед за этим и местные богачи, видные предприниматели и меценаты, выразили желание материально поддержать будущий музей. Объединившись с 1897 года в Общество древностей и искусств (которое возглавили графиня Мария Мусина-Пушкина и коллекционер Богдан Ханенко — зять сахарного магната Николы Терещенко), киевляне совместными усилиями собрали еще примерно столько же денег, сколько дал Николай II. Земельный участок для музея бесплатно предоставил город, не пожалев места непосредственно в центре, в двух шагах от Царской (ныне Европейской) площади.

Здание музея. С открытки начала ХХ в.

Проведя конкурс проектов, инициаторы остановились на предложении московского зодчего Петра Бойцова, замысел которого придавал будущему музею черты античного храма. Эскиз Бойцова доработал киевлянин Владислав Городецкий. В результате на чертежах Бойцова и Городецкого можно было увидеть красивое, монументальное, эффектное строение... как оказалось, слишком эффектное. Во всяком случае, двухсот тысяч на его реализацию явно не хватало. А поток пожертвований к тому времени иссяк.

В Обществе древностей и искусств начались споры: упрощать облик музея или ждать дальнейших оказий? Ждать не хотелось. Обратились к уже упоминавшемуся Владимиру Николаеву, входившему тогда в руководство общества. Тот разработал проект красивого, остроумно вписанного в рельеф, но весьма недорогого строения. Провели торжественную закладку; на специальной доске, уложенной в фундамент, обозначили имя Николаева как автора. И сразу после этого... передумали. Возникла новая концепция постройки: вернуться к прежнему проекту, но возвести сразу лишь первую очередь, оформив лицевые фасады. А вторую с тыльными фасадами достроить в лучшие времена.

На эту комбинацию денег хватало. Владислав Городецкий, принявший на себя руководство работами, создал и мощный античный портик, и широкую лестницу, по обе стороны которой скульптор Элио Саля установил бетонных львов. Торжественное освящение нового очага культуры состоялось в 1904-м. Ему присвоили имя «Киевский художественно-промышленный и научный музей императора Николая Александровича». Правда, десятки лет посетители музея испытывали неудобства от урезанной планировки. А возведение второй очереди состоялось только в 1960-х годах. Но надо признать, что благодаря такой заминке Киев в результате получил полноценное музейное здание.

Центральный универмаг

Если в царские времена проволочки при строительстве были связаны прежде всего с недостаточным финансированием, то после революции — с большевистской идейностью. Именно она оказалась причиной того, что место нынешнего Центрального универмага на Крещатике добрый десяток лет представляло собой строительную площадку.

Здесь, на углу улицы Фундуклеевской (ныне Богдана Хмельницкого), в начале прошлого века стоял комплекс частных доходных домов. Однако в период гражданской войны они были разрушены. Когда в советском Киеве наладилось новое строительство, на этом месте затеяли возведение шестиэтажного корпуса, предназначенного для советских учреждений и Дома книги. Стилистика проекта была выдержана в духе конструктивизма — авангардного направления, решительно чуждого «буржуазной роскоши». Новостройка должна была выразительно контрастировать с прежним Крещатиком.

       
Проект конструктивистского здания на Крещатике (1932 г.)

На возведение новаторского сооружения государство выделило свыше 1,5 млн рублей. Но пока длились работы, в идеологии повеял новый ветерок: насаждалась более традиционная эстетика «овладения классическим наследием». А сторонников конструктивизма архитектурная критика объявила агентами «буржуазного формализма», которые «под флагом пролетарского стиля протаскивают свои нежизненные, сухие схемы, не имеющие ничего общего с жизнерадостным мироощущением рабочего класса».

Понятно, что объект, расположенный в сердце города, оказался в эпицентре этих дискуссий. Автор проекта Николай Холостенко пытался на ходу «переодеть» свое детище в какой-нибудь приемлемый декор, но представленные им варианты не заслужили окончательного утверждения. И незавершенную постройку попросту разобрали до основания как «не удовлетворяющую планировочным и архитектурно-пространственным требованиям». К концу 1930-х годов на ее месте, уже по более умеренному проекту московских специалистов, выстроили нынешнее здание ЦУМа.

Кстати

Кредитная история

При строительстве частных домов продолжительные паузы случались редко. Владелец, вкладывая деньги, добивался скорейшей отдачи в виде доходов с недвижимости. Если возникала долгая заминка, выгоднее было не дожидаться поступлений, а побыстрее перепродать «мертвое» имущество тому, кто располагал необходимыми средствами. Впрочем, встречались и исключения.

«Дом Славянского». С открытки начала ХХ в.

Так, популярный хоровой дирижер Дмитрий Агренев-Славянский пожелал соорудить доходное здание с грандиозным залом на 5000 мест. Он выбрал участок в самом начале Крещатика. В 1891 году архитектор Николай Казанский подготовил проект, постройка должна была обойтись в 300 тыс. рублей. Хормейстер взял кредит. Но масштабные работы, сопровождавшиеся многочисленными согласованиями, затянулись. Лет десять строительство «дома Славянского» не удавалось закончить. Агренев не смог рассчитаться с банком. Он надеялся на спонсоров, которые могли бы поддержать его замысел — увы, тщетно. В результате участок и здание дирижера были проданы с молотка.