Финансовые пузыри: от стихийных катаклизмов к оружию геополитических игроков

Надувание пузырей стало для них ключевым фактором управления социально­эконо-ми-ческой динамикой. Пузыри по-зволяют не только корректировать деловые циклы, но и использовать изменчивые финансовые потоки как «тихое оружие» в борьбе за мировое влияние.

Зачем рыночной экономике нужны пузыри
Строго говоря, пузыри — это элемент циклического развития экономики. Первые описанные историками и экономистами пузыри — тюльпаномания ХVII века (Голландия) и ажиотаж вокруг Компании Южных морей в 1720-х годах (Англия). В каждый исторический период рост пузырей связан с «финансиализацией» — накоплением избыточного капитала и смещением направлений его вложения с производственной сферы в сторону финансовых рынков и спекуляций. «Финансиализация» присуща нисходящией фазе цикла Кондратьева. Этот цикл открывается фазой инновационно-инвестиционного подъема производства. Новые технологии и свободные рынки делают индустриальный сектор привлекательным для инвестирования. Продуктивность растет. Постепенно рыночное пространство заполняется, а затем высокая конкуренция производителей заставляет их поступаться прибылями и замораживать инвестиции. Цикл переходит в нисходящие фазы, для которых характерны общая нестабильность, избыточная ликвидность и перенаправление капиталов на краткосрочные спекулятивные операции. Инвесторы уходят из высококонкурентных секторов производства и торговли во всегда открытую для них «штаб-квартиру рыночной экономики» (выражение экономиста и социолога Йозефа Шумпетера), то есть на финансовый рынок. Уходят, чтобы, управляя деньгами, косвенно «участвовать в деятельности мозгов и мышц по всему миру». Однако концентрация капиталов на финансовом рынке провоцирует надувание пузырей, которые запускают кризис, ведущий к «сгоранию» избыточного капитала. На этом период безудержной власти мира финансов над реальной экономикой прекращается. За потрясениями следует падение спроса, громкие банкротства и вытеснение с рынка слабых производителей и неконкурентных технологий. Система перезагружается и начинается новый подъем.
Так работала бы экономика «невидимой руки», если бы не масштабная финансовая экспансия. Проявляется она в росте денежной массы, объемов кредитования, инфляции и дефицита бюджета и оправдывается намерениями смягчить спад в экономике, отложить ее драматическую «перезагрузку». Одновременно экспансия обеспечивает сохранение существующего мирового разделения труда (что выгодно финансовому капиталу, который из своей «штаб-квартиры» руководит распределением доходов в мире). Впрочем, злоупотребление этим «лекарством» приводит к таким масштабам «финансиализации», которые лишают ее реальных ориентиров, а также к дальнейшему вытеснению инноваций и инвестиций спекуляциями, росту дисбалансов в международных расчетах, системной инфляции и многочисленным сбоям на отдельных рынках.
Денежная экспансия столетиями поддерживала экономическую власть лидеров мира финансового капитализма — в свое время итальянских городов­государств, затем Голландии, в последующем Англии и, наконец, Соединенных Штатов. Но каждый раз растянутый цикл завершался кризисом мирового порядка, утратой гегемонии и появлением нового лидера. Злоупотребление «обезболивающим» с целью продлить миг счастья случилось с Америкой во второй половине ХХ — начале ХХI века. Ландшафт формируемой США новой картины мира определили четыре поворотных пункта в финансовой сфере, а именно: переход США к политике макроэкономической стабилизации и «военного кейнсианства» к середине 1970 года и сопутствующий отказ от золотого обеспечения доллара, «монетаристская контрреволюция» Рейгана — Тэтчер 1979–1980 годов, соглашение «Плаза» 1985-го и обратное соглашение «Плаза» 1995-го.
Вначале этого пути была послевоенная (после 1945 года) политика Соединенных Штатов по поддержке Западной Германии и Японии. Прорывной экономический рост этих стран не обошелся Америке даром. Финал восходящей фазы цикла Кондратьева (насыщение мирового рынка и перепроизводство) был ускорен. Произошел отток инвестиций из промышленности США, усилилась конкуренция со стороны японских и немецких производителей, увеличился импорт в США дешевых товаров. Защищаясь от кризиса (с целью покрыть дефицит бюджета и поддержать промышленность), США отреклись от золотовалютного стандарта и начали девальвировать и печатать доллар.
Увеличение денежной массы и удешевление национальной валюты улучшили состояние американской экономики, но не спасали традиционные отрасли. Экономика развитого мира пребывала в фазе застоя. Если бы, развиваясь естественным путем, цикл последовал в следующую фазу — депрессивную, это привело бы к выздоровлению сильнейших производителей за счет вымирания неконкурентоспособных игроков. Такой эволюционный путь протекает через кризис (происходит сокращение выпуска продукции, растет безработица), но в итоге приводит к подъему. Депрессия — та цена, которую приходится платить за последующий рост. Немецкий ученый Герхард Менш назвал «триггерным эффектом депрессии» ее свойство запускать инновационные процессы, переключать капиталы, вращающиеся в сфере спекуляций и пузырей, на финансирование инноваций и венчурных проектов. Но… Политическая целесообразность нового времени — эпохи борьбы амбиций, конкуренции за мировое влияние и гонки вооружений — исключала депрессию («призрак» депрессии 1930-х годов пугал не меньше, чем «призрак коммунизма»).
«Теперь мы все кейнсианцы», — заявлял Ричард Никсон, президент США в 1969–1974 годах. Как можно не вмешиваться в естественный ход событий, если «все кейнсианцы» стремятся к росту занятости? А активные борцы за мир — к наращиванию военных бюджетов и щедрому мировому спонсорству? США и СССР бежали в этой гонке ноздря в ноздрю. Впоследствии, в начале 1990-х, СССР не выдержал конкуренции. Не имея своих пузырей, нерыночный Советский Союз не мог привлекать внешние потоки капитала, а возможности лишь нефтегазового экспорта не позволяли удовлетворить гигантские военно-политические амбиции страны, в итоге обанкротившейся и распавшейся. Итак, США не позволили пузырям жить и погибать естественным путем. С тех пор и до настоящего времени их начали обеспечивать искусственной ликвидностью, а затем пытаться использовать пузыри-переростки в своих целях.

Сдуть один пузырь — значит надуть следующий
У ставшего вновь актуальным в Америке кейнсианства была и обратная сторона — проблема девальвации «зеленого» (после отмены золотого стандарта), которую усугублял также рост экстерриториальной долларовой массы. Данные активы, образовываясь в том числе из множащихся нефтедолларов, в 1970-е годы не находили в американской экономике применения. Привлекательнее выглядели пузыри, раздувающиеся на новых растущих (на фоне конкурентного насыщения в развитых странах) рынках — в Юго-Восточной Азии, Латинской Америке, Европе. Обращаясь через оффшорные банки, эта денежная масса многократно мультиплицировалась. В результате с каждым выпущенным ФРС долларом денежной базы конкурировали более пяти долларов денежной массы, оборачиваемой за рубежом, работающих на развивающихся рынках.
Финансовое наводнение мира происходило на фоне перепроизводства, — что характерно для нисходящих фаз большого цикла, — и падения промышленной рентабельности в ведущих индустриальных странах. В итоге крупнейшие инвесторы США, Европы и Азии, владея дешевыми денежными ресурсами, но не имея привлекательных направлений в реальной экономике, последовательно переключались (в противоположность действию «триггера» Герхарда Менша) на исполнение роли денежного посредника и спекулянта. Игры финансовых посредников, в том числе разогрев развивающихся рынков, могли быть выгодны властям США. Но для этого нужно было, чтобы доллар, используемый в мире для накоплений и спекуляций, был ведущей мировой валютой, а Штаты — устанавливали правила игры в мире. Чтобы эти условия выполнялись, американским властям потребовалось срочно переломить тенденцию к обесцениванию доллара, крайне усложнившую финансовое положение Соединенных Штатов в конце 1970-х годов. На весах, с одной стороны, оказались промышленность и социальная сфера США (им нужен был дешевый доллар), а с другой — сохранение доллара в качестве сильной мировой валюты и концентрация глобальной власти США. В начале 1980-х при президенте Рональде Рейгане Соединенные Штаты выбрали второй вариант «монетарной контрреволюции» — усиление доллара и рост процентной ставки ФРС практически в 10 раз. Благодаря чему денежные активы из пузырей в Европе, Японии и развивающихся рынков были волевым решением перенаправлены в США, куда вновь устремился поток инвестиций. Подобное укрепление доллара и приток капитала в Штаты (оформленное в соглашение «Плаза наоборот») помогли оживить экономику в период президентства Билла Клинтона (1993–2001 годы). В итоге в стране улучшились экономические и бюджетные показатели. Только одно «но» — возможности размещения инвестиций ограничивались искаженной структурой американской экономики. Производство услуг преобладало над товарным производством (процесс деиндустриализации США приобрел необратимый характер с момента укрепления доллара Рональдом Рейганом). Усиленные кредитным бумом потребительские настроения постоянно росли и постепенно превращали США в мирового рекордсмена «прожигания жизни». А вот конкурентоспособность традиционной экономики Соединенных Штатов падала. Промышленность перемещалась в Юго-Восточную Азию, в частности, в Китай, где себестоимость производства была и остается значительно ниже.
Поэтому в Клинтоновские «золотые годы» в США снова надулся пузырь. «Финансиализация», этот лейтмотив конца ХХ — начала ХХI века, требовала быстрой оборачиваемости капитала и сверхвысоких доходов для инвесторов. Сообразно с этим сообщество аналитиков и экспертов выбрало наилучшее направление инвестиций. В конце 1990-х — начале  2000-х годов та-ким направлением было производство компьютеров и программного обеспечения. С подачи Алана Гринспена (глава ФРС США в 1987–2006 годах) компьютерная индустрия объявлена локомотивом «новой экономики». Потом уже экономисты будут вынуждены констатировать, что прирост производительности труда из--за компьютеризации в 1990-х не решил накопившихся проблем. Но в то время истерия вокруг акций компьютерных компаний привела к надуванию «пузыря доткомов», оглушительно лопнувшего в 2001 году. Выпускать на свободу джина депрессии США опять-таки не собирались и поэтому снова вернулись к чрезвычайно мягкой денежной политике и финансовой экспансии. Для связывания избыточной ликвидности, заполняющей финансовые рынки, в США был организован очередной пузырь, на сей раз недвижимости, кредитов и ипотечных ценных бумаг (которые затем превратились в «токсичные активы»). Условия надувания этого пузыря и его глобализации создавались не столько наукообразными рассуждениями Алана Гринспена (как было некогда с «доткомами»), сколько конкретными действиями по дерегуляции финансовых учреждений и операций с ипотекой. Дальнейшая история известна.

Проблема­-2050
В результате финансовой политики, при которой интересы власти и элиты с Уолл­стрит сплелись в гордиев узел, США «победили» национальную промышленность и окончательно стали мировым финансовым и торговым посредником (как было столетие назад с имперской Англией). Соединенные Штаты нуждаются в сильном долларе, но не могут его укрепить. Хотя предсказанное российским экономистом Михаилом Хазиным незначительное укрепление доллара и рост ставок Федеральной резервной системы наблюдаются в эти дни (рост ставки ФРС достигает 0,75%), но этот период, по его же мнению, не будет долгим и вновь сменится наступлением дешевого американского дензнака. Хронически больная экономика США не выдержит существенной ревальвации. Сегодня не только в этой стране, но и в мировой системе в целом наблюдается искусственно поддерживаемое неустойчивое равновесие. Чем оно вызвано?
В первые годы с начала миллениума, как утверждает американский публицист Томас Фридман, США удалось, напугав мир «чучелом терроризма» (по аналогии с «красным пугалом» периода холодной войны), привлечь финансовые ресурсы для финансирования военных бюджетов и операций в Западной Азии. Был надут «пузырь 11 сентября», который затем из-за военно-политических неудач Джорджа Буша­младшего сдулся. Мир усомнился в незаменимости и могуществе Соединенных Штатов как мирового жандарма, но вместе с тем продолжает кредитовать американскую экономику. В этом процессе участвуют уже не только друзья, но и вынужденные союзники, а с ними и будущие оппоненты: Китай, Бразилия, другие страны Азии и Латинской Америки. «Пузырь 11 сентября» преобразовался в пузырь «слишком большой, чтобы упасть». Эта фраза, сказанная когда­то в отношении коммерческого учреждения, теперь относится к американской экономике в целом. Денежные вливания в самую большую в мире экономику связаны с надеждами стабилизировать на какое­то время нынешнее состояние «миросистемы». Важная роль в стабильности отводится поддержанию на плаву ведущей мировой валюты и крупнейших рынков США. Считается, что азиатские и европейские центральные банки благодаря вливаниям в американский пузырь создают нечто вроде новой Бреттон-Вудской системы. Но неустойчивость ее растет. Начиная с 1960-х годов (точнее, с момента отказа от золотовалютного стандарта) темп роста индекса Доу-Джонса в отдельные периоды начал обгонять экспоненциальный тренд, что свидетельствует об ускоренной «финансиализации» экономики, непрерывном разогреве фондовых рынков.
Французский ученый Дидье Сорнетт считает такой сверхэкспоненциальный рост признаком надвигающегося краха социально­экономической системы. Соглашаясь с Уинном Годли (Кембридж), Сергеем Капицей (Россия) и другими учеными, автор экстраполирует динамику макроэкономических индикаторов (включая численность населения) и рассчитывает время перехода системы в критическое состояние — точку бифуркации, когда существующий сверхпузырь лопнет. Это — 2050 год. Можно верить или нет в апокалипсическую нумерологию Дидье Сорнетт, но сбои, связанные с «финансиализацией», мы уже наблюдаем.
Случатся ли революционные изменения в мировой экономике раньше? Или систему ждет плавная трансформация? Основная интрига сейчас состоит в том, приобретет ли Китай статус мирового лидера и гегемона, теряемый Америкой. И если да, то будет ли это приобретение оплачено глубоким социально­экономическим кризисом в США и Европе (при перемещении мировых ресурсов в Китай). Или, напротив, Соединенные Штаты одержат очередную победу в политическом гамбите, сумев завлечь Китай на «золотой капиталистический путь», где лишат его собственных стратегических ориентиров и «надуют» в экономике Китая такие пузыри, которые приведут к ее серьезному торможению. Если эта страна все­таки окажется в выигрыше, изменится ли природа власти в многополярной мировой системе и какова будет конфигурация новых геоструктур, формируемых вокруг Китая? Интрига остается.

Ветер перемен
Не секрет, что пузыри, сохраняя известную степень непредсказуемости, в то же время используются сильными игроками как в целях обогащения, так и для усиления власти и контроля. Классический пример — влияние политики рейганомики на развивающиеся рынки в 1980-е годы. Экономический рост в Юго-Восточной Азии мог быть фатальным для конкурентоспособности США, а ориентация этих стран на социализм угрожала сформировавшейся к тому моменту политической модели мира. Поэтому смена финансового «наводнения» долларами искусственно созданной «засухой» в 1980-е годы привела к резкому торможению развивающихся стран. Произошло выгодное США разделение третьего мира на несколько относительно преуспевающих государств и массу отстающих (страны Африки и Латинской Америки, где, как констатировал Роберт Макнамара, намечался индустриальный рост, но не было социальных достижений). Сдувание спекулятивных пузырей (быстрый отток инвестированной долларовой массы) имело для них тяжелые последствия, вызвав кризисы национальных валют и рост внешней задолженности (расходы по обслуживанию долга Латинской Америки выросли почти в 10 раз, а внешняя задолженность к концу 1980-х годов составила $410–420 млрд). Это позволило Штатам набросить на должников «лассо» финансовой помощи и превратить поддержку развивающихся рынков в сугубо политический инструмент по управлению третьим миром в ходе холодной войны. Десятилетие так называемых реформ и неолиберализма в Латинской Америке завершилось разочарованием (признанием 1980-х потерянными годами), финансовыми и политическими кризисами, качнувшими политэкономический маятник Латинской Америки влево.
Сдувание пузырей на развивающихся рынках в 1980–1990-х годах имело и еще один позитивный эффект для США. Экономические и социальные проблемы третьего мира углублялись. В условиях кризиса и резких колебаний национальных валют, инфляции власти, дефицитов платежных балансов и бюджетов многие страны существенно увеличили валютное резервирование. Резервы дают им надежду на стабильность. Так как наиболее безрисковым считалось инвестирование валютных резервов в страну с самой мощной и ликвидной экономикой, то оно привело к формированию резервов в долларовых активах и опять же к возврату капиталов в США.
В первом десятилетии 2000-х жертвой финансовой либерализации, надувания и последующего взрыва пузырей стала и Украина. Произошедшее можно расценивать и как урок, и как «дежавю». В условиях мировой «финансиализации» нам придется сосуществовать с пузырями еще долгие годы. Но если понимать суть экономических процессов, то можно не только предотвратить негативные последствия, но и извлечь пользу из тех или иных ситуаций.

Автор: Денис Липницкий, кандидат экономических наук